Сергей Нилус - Собрание сочинений - Том 2

И прочие стихи из того же псалма... Затем, от великого избытка в нем духовной радости, начал говорить себе:

— Блаженна душа твоя, Марко, тем, что не осквернилась нечистотами міра сего, не пленился ум твой помыслами скверными. Блаженно тело твое, что не увязло в похотях и страстях греховных. Блаженны очи твои, что не мог их пресытить диавол зрением красоты чуждой. Блаженны уши твои, что не услышали они ни голоса, ни призыва женского в суетном міре. Блаженны ноздри твои, что не обоняли они неприязненного смрада греховного. Блаженны твои руки, что не удержали в себе и не прикоснулись к чему-либо от вещей человеческих. Блаженны твои ноги, не вступившие на пути, в смерть ведущие, и стопы твои, на грех не подвизавшиеся. Душа твоя и плоть твоя исполнились духовной жизни и освятились сладостью святых Ангелов...

И опять продолжал святой говорить к душе своей:

— Благослови, душа моя, Господа и все внутреннее мое Имя Святое Его! Благослови, душа моя, Господа, и не забывай всех воздаяний Его!... Чего скорбишь, душа моя, не бойся, — не будешь ты удержана в темницах адовых и не возмогут беси оклеветать тебя: нет в тебе благостию Божиею порока греховного. Ополчится за боящихся Господа Ангел Господень, и избавит их Господь. Блажен раб, сотворивший волю Господа своего...

И это, и многое другое, в утешение своей души и в утверждение несомненной надежды на Бога, изрек Марк Преподобный... Затем подошел он к дверям пещеры и с плачем радости воззвал ко мне, с умилением говоря:

— Как же велик труд сына моего духовного, Серапиона, потрудившегося увидеть пребывание мое!

И благословил меня обеими своими руками и, поцеловав, сказал:

— Девяносто пять лет я пробыл в пустыни сей и не видел человека. Ныне же вижу лицо твое, видеть которое желал я уже много лет, и ты не поленился поднять на себя труд такой, чтобы прийти ко мне; Господь мой Иисус Христос воздаст тебе воздаяние в тот день, в который будет судить тайное человеческое!

И сказав мне это, Преподобный Марко велел мне сесть.

И начал я, говорит Серапион, спрашивать его о всякой хвалы достойном житии его, и он поведал мне:

— Девяносто пять лет, как я уже говорил тебе, пребываю я в этом вертепе, и не видел не только человека, но ни зверя, ни птицы, ни хлеба человеческого не ел, ни в одежды не одевался. Тридцать лет я страдал от великой нужды и терпел скорбь от голода и жажды и наготы, а больше всего от диавольских нападений. В те годы, вынужденный голодом, я ел простую землю, изморенный жаждой, пил воду морскую. До тысячи раз клялись друг другу бесы потопить меня в море и, схвативши меня и нанося мне побои, стаскивали меня в низ горы сей, но я вставал вновь и опять всходил на верх горы. И опять они влачили меня до тех пор, пока осталась на мне кожа да кости. И когда они, влача меня, били, то вопили мне: «Уйди из земли нашей: от начала не было здесь ни одного человека — как же ты дерзнул прийти сюда?»

После же такого тридцатилетнего страдания, после таких страданий от голода, жажды, наготы и бесовской брани, излилась на меня благодать и милосердие Божие, и Его смотрением изменилась плоть моя естественная, и выросли волосы на теле моем, и приносится мне пища неоскудевающая, и приходят ко мне Ангелы Господни. И было дано мне видеть место Царства Небесного и обителей душ святых, блаженства, обещанного и уготованного творящим добро. Видел я явление рая Божьего и древо разумения, от которого вкусили наши праотцы; видел и Еноха в раю, и Илию... и все, чего только я ни просил, все показал мне Господь...

И спросил я блаженного Марка, говорит Серапион:

— Скажи мне, отец, как совершился приход твой сюда?

Святой, в ответ мне на это, начал повествовать так:

— Родился я в Афинах и проходил там учение философское. Когда же умерли мои родители, то я сказал себе: и я так же умру, как и мои родители умерли — восстану-ка я да добровольно отлучу себя от міра, прежде чем мне неволей быть из него восхищену. И в тот же час совлек я с себя одежды и поверг себя на доске в море, и, носимый волнами, по Божьему смотрению пристал к горе сей...

В такой-то беседе, говорит Серапион, застал нас наступивший день, и я увидел тело его, как зверя, все обросшее волосами, и ужаснулся, и затрепетал от страха: до того не оставалось в нем благолепия вида человеческого, и ни по чем нельзя было бы узнать в нем человека, если бы не голос и не слова, из уст его исходящие.

Увидев боязнь мою, сказал он мне:

— Не ужасайся виду моего тела: плоть тленна — взята от тленной земли...

И спросил меня святой:

— Стоит ли мір в законе Христовом по прежнему обычаю?

И я ему ответил:

— Стоит благодатию Христовой теперь тверже, чем во времена прежние.

Опять спросил он меня:

— Продолжается ли идольское служение и гонение на христиан доныне?

— Престало гонение, — отвечал я, — с помощью святых ваших молитв, и нет идолослужения.

И, слышавши это, возрадовался старец радостью великой. Опять спросил он меня:

— Есть ли ныне в міре такие святые, которые творили бы силою чудеса, о которых Господь в Евангелии сказал: «Если будете иметь веру с зерно горчичное и скажете горе сей: сойди отсюда и ввергнись в море, и будет по-вашему»?

И при этих словах святого, говорит Серапион, внезапно сдвинулась гора с места своего тысяч на пять локтей и села в море. Подняв голову, увидел Марко, что пошла гора, погрозил ей рукою и сказал ей:

— Что с тобою, гора? Не тебе я говорил сдвинуться, а в беседе с братом; стань опять на месте своем.

И когда он сказал это, стала гора на месте своем. Видев же это, я пал ниц от страха, а он, взявши меня за руку, подняв, сказал:

— Разве ты не видел таких чудес во дни твои?

Я же ответил ему:

— Нет, отче!

Вздохнув, заплакал он горько и сказал:

— Горе земле, на которой христиане только именем этим называются, а не таковые по делам своим... — и опять сказал:

— Благословен Бог, что привел меня на место сие святое и не дал мне умереть в отечестве моем, чтобы быть погребенным в земле, оскверненной многими грехами!...

И когда прошел день тот, проведенный нами в псалмопении и духовной беседе, и настал уже вечер, сказал мне Преподобный:

— Брат Серапион, не время ли нам, помолясь, сотворить любовь и вкусить от трапезы?

Я же ничего ему на это не ответил... И тотчас, воздев руки к небу, начал Преподобный говорить псалом: «Господь пасет меня и ничего меня не лишит...» и по окончании псалма обратился он к пещере со словами:

— Предложи, брат, трапезу, а затем, обращаясь ко мне, сказал:

— Войдем и приступим к трапезе, которую послал нам Бог.

Я же подивился в себе и был в ужасе, так как никого за весь день в пещере не видел, кроме одного Марка святого, а он обращает свое вещее слово кому-то невидимому и повелевает предложить трапезу.