Станислав Пасков - Япония в раннее Средневековье VII-XII века. Исторические очерки

Стиль свитков, писавшихся разными художниками, различен. На одной из сохранившихся сцен изображен осенний пейзаж, действие всех остальных происходит в глубине дома либо в углу комнаты, обращенной к саду. Поэтому, чтобы предоставить достаточное пространство для действия, авторы «срезали» крышу； лица изображали анфас, в профиль либо со стороны затылка. Глаза нарисованы тушью, множеством тонких линий, сливающихся в одну, нос — в виде буквы « ку » хираганы (тупого угла), рот обозначен красной точкой. Лица знати типизированы, лишены индивидуальности — по мнению исследователей, для того, чтобы зритель-аристократ мог вложить в героев романа свои чувства и увидеть на картине самого себя. Размер сцен, за небольшим исключением, одинаков: высота — около 21 см, ширина — 48,5 см (шесть картин имеют ширину около 39 см) ([214; 201, с. 246–248]; анализ отдельных сцен см. [72, с. 47–56]).

В 1157–1179 гг. было написано 60 свитков «Ежегодных церемоний и праздников») («Нэнтю гёдзи эмаки»); сохранились копии лишь третьей части этого произведения, ведущую роль в создании которого сыграл придворный художник Токива-но Мицунага. Сопоставление изображения церемоний при дворе, праздников в доме Фудзивара, буддийских проповедей с их описанием в литературе позволяет сделать вывод о высокой точности передачи содержания; живыми и выразительными являются портреты горожан.

Мицунага же был автором сохранившегося в оригинале «Сказания о старшем докладчике Государственного совета Бан» («Бан дайнагон эси») в трех свитках (частная коллекция дома Сакаи). «Сказание» посвящено событиям, связанным с пожаром внутренних ворот императорского городка Отэммон в 866 г. и интригами Фудзивара против дома Отомо, оттесненного от власти. Придворные, чиновники, воины показаны динамично, в действии; цветовая гамма и контуры, выполненные тушью, имеют много сходства со свитками «Повести о принце Гэндзи».

Особенностью живописи XII в., как и легенд, преданий — литературы сэцува , стало участившееся изображение киотоских горожан, воинов, крестьян. На свитках и веерах вместе с аристократами появились теперь их слуги; изображались лавочники, покупатели, выбирающие рыбу, прохожие, несущие на голове купленный товар. Зритель легко мог узнать торговку, служанку не только по простой одежде из грубой ткани или деревянным сандалиям — гэта , надетым на босу ногу, но и по коротким, до плеч, волосам, разительно отличавшимся от длинных, струившихся вдоль тела волос аристократок. Крестьяне часто изображались босыми или в гэта. Черты лиц крестьян и простых горожан — резкие, порой — грубые, в то время как лица аристократов хотя и лишены индивидуальности, но очерчены плавными, округлыми линиями, а закрытые глаза выражают томность. В лицах же крестьян заметна усталость; переданы эмоции — гнев, страх, возбуждение.

Новые тенденции в развитии живописи — изображение народа, а также чудес, юмор — воплотились в одном из наиболее известных произведений 70-х годов XII в., «Легенды горы Сиги» («Сигисан энги эмаки»), посвященном трем удивительным сказаниям о деятельности буддийского монаха из горного храма на границе провинций Ямато и Кавати (начало X в.). Здесь показаны и массы людей, возбужденных, удивленных, испуганных чудом, волшебством, и жанровые сцены — женщина с детьми, увидевшая в окно лающих собак; мужчина, высунувшийся из окна и грозящий собакам палкой. Искусство работы кистью достигло здесь высокого уровня — как в изображении людей, написанных броско, крупным планом, так и в контурах гор и долин [363; 201, с. 249–251: 266; 72, с. 61–72].

Эволюция светской живописи, соответствовавшая эволюции художественной литературы и протекавшая в тесной связи с ней, в целом выразилась в том, что произведения на японский сюжет, распространившиеся к X в., в XII в. стали зрелыми и с точки зрения мастерства художников, и в плане отображения действительности. Тем самым были созданы предпосылки последующего развития японского изобразительного искусства.

Термин « самурай » используется в данной главе в том широком значении, в каком он стал употребляться в Японии с XVII в., — для обозначения всех военных феодалов от фактического правителя ( сёгуна ) до низших самураев княжеств. В раннее же средневековье его значение было иным.

В конце VII–VIII в. самурай ( сабурай ) обозначал личного слугу. По «Тайхо рицурё», лицам старше 80 лет и тяжело больным предоставлялся в услужение один самурай, старше 90 лет — два, старше 100 лет — пять. Они должны были подавать воду, лекарства, ухаживать за больными, но не могли использоваться на полевых и вообще тяжелых работах. В IX в. самураями называли лиц, прислуживавших во дворце, личных слуг принцев и министров, занимавших, однако, весьма высокое положение — нередко самурай имел 5–6-й ранг. В X–XI вв. термин самурай все чаще стал использоваться для обозначения высшей и средней части военных феодалов ( буси ), имевших вассалов, дружины и умевших ездить верхом.

Термин « буси » впервые встречается в «Продолжении анналов Японии», где им именовали искусных воинов; с X в. этот термин применялся ко всем военным, владевшим землями и имевшим дружинников. Профессиональные воины, не имевшие вассалов и поступавшие на службу к феодалам, в то время назывались цувамоно ; уже в X в. к ним предъявлялись определенные этические требования: бесстрашие перед большим числом врага, профессионализм и т. д. В XI в. цувамоно обязательно должен был быть наследственным воином.

Самураями с конца XII в. называли непосредственных вассалов военно-феодального правителя — сёгуна; в начале XVII в. это были хатамото — высший и привилегированный слой военных феодалов, но с введением в XVII в. сословной системы термины самурай и буси стали употребляться как тождественные и распространявшиеся на все сословие [382, с. 76–78, 82–85].

Структура самурайства как составной части класса феодалов в целом соответствовала общей структуре господствующего класса на этапе становления вотчинной системы. Самураи — военные феодалы формировались из местных мелких землевладельцев, средней и низшей знати, осевших в провинции потомков губернских чиновников, уездных начальников, а также из потомков императоров и высшей аристократии.

Появление профессиональных служилых воинов обычно относят к VIII–IX вв. и даже к VII в.[171, с. 7–8], но отчетливым процесс формирования самурайства как части феодального класса стал со второй половины X в. и протекал в тесной связи с развитием вотчинной системы. В основе его лежала борьба за земли, потребность в защите владений и обеспечении господства над землей и людьми. Крупные военно-феодальные дома, как и столичная аристократия, получали пожертвованные земли, но обеспечивали защиту владений своих вассалов не столько с помощью привилегий, дарованных политической властью, сколько военной силой. Нередко самураи использовались правительством для подавления мятежей и борьбы с аборигенами.