Вадим Деружинский - Теория заговора. Самые известные мировые мифы и мистификации

Ее дневниковые записи 1935 года наводят на мысль, что и тогда не было признаков того, что его интерес к ней усилился. «По чему я должна все это выносить? — пишет она о его постоянном отсутствии. — Лучше бы мне никогда его не видеть! Я так несчастна. Пойду куплю еще снотворного и погружусь в полудрему».

Похоже, Браун почти все время пребывала в полудреме. Склонная к депрессии, она дважды предпринимала попытки самоубийства, пока Гитлер не поселил ее в отведенном ей лично доме, но и это не дало ей общественного признания, даже когда приезжали важные гости и составляли ей компанию. Много времени она проводила в одиночестве и скучала до слез. Ее кузина Гертруда Вейскер говорила, что «она была самой несчастной женщиной, какую я встречала».

История Евы Браун окутана домыслами: была ли у нее сексуальная жизнь с Гитлером? Мы знаем, что ему нравилось, когда она носила замшевое белье, но была ли она для него чем-то большим, чем фетиш, остается только догадываться. Нравилось ли ему, чтобы она испражнялась на него, как Гели? Любила ли она Гитлера, насколько хорошо она его на самом деле знала? Понимала ли она степень его безумия к концу жизни? Что касается вопроса, почему она согласилась на такую жизнь с таким человеком, то, став его любовницей, она уже, конечно, не имела выбора. Никто не уходил от фюрера иначе, чем Гели, вперед ногами.

Важный вопрос, насколько она была осведомлена о том, что происходит с евреями. Представление о Еве как о глупой, молодой и наивной пустышке вроде Траудл Юнге в «Падении» выглядит удобной возможностью накрепко связать зло нацизма исключительно с мужчинами. Нежелание задавать вопросы, как говорит Юнге, само по себе является преступлением. «Ева Браун окажется большим разочарованием для историков», — предсказывал архитектор Гитлера Альберт Шпеер, но, может быть, она интересна как раз своей пустотой. Как выразился Оскар Уайльд: «Лишь пустые люди знают себя».

Кто-то найдет эти рассуждения фюрера о «Колумбах» и «яйцах» «чем-то интересным» или даже «мудрым». Но всякий психиатр увидит тут типичные черты рассуждений больного шизофренией, который действительно видит то, чего остальные здоровые люди не видят.

Любой узурпатор является уже потому психически больным человеком, что уверен, будто только он один знает, что нужно его народу и его стране. Нетерпимость к чужому мнению (или вообще невозможность его воспринимать) и представления о себе, как об «избранном свыше для великой миссии», — типичные черты шизофреника.

К сожалению, в странах со слабыми демократическими традициями и внутренним кризисом очень велик процент маргиналов, которые не способны выполнять свои функции Гражданина по управлению страной и готовы отдать их «Твердой Руке». То есть, тому, кто захочет стать узурпатором, а больше всего хотят этого как раз шизофреники. В итоге первые же демократические выборы приводят к власти диктатора с проблемами в психике, который ликвидирует Гражданское Общество, оппозицию, независимые СМИ и независимые от государства профсоюзы, любое инакомыслие и устанавливает вместо них на деньги налогоплательщиков Органы своей пропаганды (как RPL, министерство пропаганды Геббельса в 1933) — и вводит формацию государственного капитализма. Где работодателем становится Государство, то есть сама исполнительная власть — что ставит ее в ранг неофеодала. (Все это осуждено на Нюрнбергском трибунале как одиозное Преступление перед Человечеством и как «главные основные и типичные черты фашистского государства».) И вся страна начинает жить шизофреническим образом жизни, «подстраиваясь» под своего сумасшедшего «вождя народа» — что и произошло в Германии в 1933 году.

В отличие от коммунистических узурпаторов, фашистские всегда были популистами, так как захватывали власть не силой, а на выборах. И хоть в сути своей Пол Пот, скажем, ничем не отличался от Муссолини или Франко, но популизм фашистских вождей придавал их диктатуре особые черты. Если коммунизм держался на страхе и репрессиях, то фашизм — на популизме и демагогии. И самым великим популистом всех времен и народов был, конечно, Адольф Гитлер.

Несколько лет назад «АиФ» писал, что все тираны имели маленький рост: Наполеон, Ленин и Сталин около полутора метров, а Гитлер среди них был самый низкий. И картинку поместили: карлики, среди которых самый низкий Гитлер — при росте 154 см.

Уважаемое издание обмануло читателей. Рост Гитлера — 175 см. Карликом его никак не назовешь. Это обычный рост нормального мужчины. Но вот многое остальное в фюрере нормальным назвать уже трудно.

Главное в Гитлере — его личный магнетизм, который подавлял все рациональное у тех, кто его слушал. Как пишут современники, «его сила исходила из действительно замечательной физической особенности — бледно-голубых глаз, ищущий блеск которых стал пищей для легенд в нацистской Германии». Партийные сведения обычно свидетельствовали о приковывающем эффекте его глаз. В каком-то рассказе сообщалось, что один антинацистский полицейский, которому пришлось обеспечивать порядок на одном из первых митингов Гитлера, настолько увлекся прикованным к нему взглядом фюрера, что вскоре вступил в нацистскую партию. Немецкий драматург Герхард Гауптман благоговейно описывал свой пристальный взгляд в глаза вождя как «величайший момент моей жизни».

Пронизывающий пристальный взгляд Гитлера в сочетании с привлекающей внимание манерой выступления гипнотизировал. Даже Герман Геринг, один из наиболее гордых и самых мощных людей в Рейхе, терял самообладание в присутствии Гитлера.

Как пишут историки, фюрер вполне осознавал, что способен распластать у ног кого угодно. И он легко усвоил, что его ослепляющие выступления либо перед несколькими слушателями, либо перед тысячами должны быть не просто спонтанными, а тщательно продуманными. Однажды он похвастался, что является «величайшим актером Европы». И это действительно так.

Безжалостно сдерживая естественные ответные чувства в повседневной жизни, Гитлер редко смеялся, не прикрыв рот рукой, и выучил внушительный репертуар движений и поз, которые и придавали такую безусловную убедительность его выступлениям. Верящий, как он писал в «Mein Kampf», что «все великие, важнейшие мировые события вызваны не печатным словом, а именно произнесенным словом», Гитлер постоянно шлифовал свое сценическое искусство. Вплоть до того, что «практиковался в пафосе и жестах, которых требовал огромный зал с тысячами людей». Гитлер, как пишут очевидцы, отдавался роли с таким пылом, что ему без труда удавалось придавать самой неприкрытой лжи видимость правды.