Юрий Мухин - Война и мы

То есть, если считать, что танковые войска Германии были ударной силой вермахта, а ударной силой танковых войск планировались «тигры» и «пантеры», то получается, что под Курском армию Германии лишили ударной силы бомбочки ПТАБ-2,5–1,5. Бомбить «тигры» и «пантеры» наши штурмовики начали 5 июля за 15 минут до начала немецких атак. По «пантерам» есть и статистика. В первый же день боев сгорело (не помогло и специальное автоматическое противопожарное оборудование) от 128 до 160 (по разным данным) «пантер» из 240, которые немцы сумели свезти к Курской дуге. Через 5 дней в строю у немцев остались всего 41 «пантера». Без «тигров» и «пантер» преодолеть нашу оборону немцы не смогли и начали отступать, и теперь уже до конца войны они только этим и занимались на всех фронтах. Их отдельные удачные операции уже ничего изменить не могли.

В отличие от Гитлера Сталин не хотел быть военным вождем СССР, но бездарность советского генералитета заставила его им стать.

Сталин уже в ходе войны был вынужден осваивать тонкости военного дела, которое он до войны знал настолько, насколько его обязан знать глава страны. До войны тонкости военного дела обязаны были знать генералы, а их, в основной массе, ничего, кроме удовлетворения алчности и похоти, не интересовало.

В СССР вся тактика и оперативное искусство до самой войны было отдано на откуп генералам, которые свое основное время, как и сегодня, посвящали войне за кресло, за дачи, за баб. В результате у нас тактика ко Второй мировой войне осталась от Первой. Генеральская мысль била ключом и черт знает куда. Тухачевский заказал такие танки, которые даже при своем огромном количестве не показали в реальных боях почти никакого эффекта и были беспощадно выбиты немцами. По многим параметрам прекрасный танк Т-34 имел маленькие, вроде и незначительные недостатки: плохую оптику, отсутствие командирской башенки и радиостанции, необходимость командиру самому стрелять из пушки. Но эти недостатки, исправленные уже в ходе войны, предопределили низкую эффективность этого танка в боях 1941 г. Судя по всему, ни один из генералов, выдававших конструкторам задание на этот танк, сам в танке не сидел и на учениях в нем «воевать» не пробовал. В ходе войны исправлялись недостатки в авиации, но до эффективности люфтваффе в вопросах оказания помощи наземным войскам мы так и не дошли. При прекрасных характеристиках орудийных систем и снарядов, сообразительности офицеров и мужестве расчетов, до конца войны крайне убогой выглядела наша артиллерия. Немецкие пушки стреляли в цель, а наши — по площади, на которой, возможно, цель находится. У нашей артиллерии не было средств обнаружения целей даже в ближайшем расстоянии от переднего края. Никого до войны это не волновало, самолетов-корректировщиков, и тех не было.

В декабре 1940 г. генерал-лейтенант Конев выступал на совещании высшего руководящего состава РККА (23–31 декабря 1940 г.), на котором обсуждалось, что еще нужно Красной Армии, чтобы выиграть войну и не понести больших потерь. Конев не пожалел слов о том, что для победы главное — это точно исполнять приказы нашего мудрого наркома обороны т. Тимошенко, который руководствуется указаниями еще более мудрой Ленинско-Сталинской партии. В промежутках между обоснованием этой тонкой мысли он также пояснил, что все, кто еще не успел получить звание генерал-лейтенанта, обязаны учиться, в том числе:

«Я ставлю вопрос об обязательном изучении истории партии, об изучении марксизма-ленинизма, об изучении военной истории, изучении географии как обязательного предмета для командного состава. А у нас еще существует такое положение, когда изучение марксизма-ленинизма поставлено в зависимости от настроения. Мы не можем позволить, чтобы наши командиры были бы политически неграмотными, в таком случае они не могут воспитывать бойцов Красной Армии. Изучение истории партии, изучение марксизма-ленинизма является государственной доктриной и обязательно для всех нас».

Вот при помощи этой доктрины наши генералы огонь артиллерии и вели. И на совещании никто, ни один генерал не озаботился тем, что советская артиллерия накануне войны не имеет практически никаких средств разведки и корректирования огня, кроме оставшихся с Первой мировой биноклей и стереотруб.

А Г.К. Жуков на упомянутом совещании жаловался на сложности пользования радиосвязью ввиду того, что передаваемые тексты нужно кодировать, а это для генеральского ума очень сложно: «Принятая система кодирования приводит к большим искажениям и перепутыванию текста и к задержке в передаче сведений. Зачастую проще и быстрее послать делегатов, чем прибегать к передаче по радио. Необходимо ограничить засекречивание, точно указать, что следует засекречивать и что можно передавать открыто. Упростить систему кодирования». И добились-таки генералы, что кодирование в Красной, а потом Советской Армии было очень простым, я сам это простое кодирование изучал в начале 70-х на военной кафедре. Тут что нужно понять. Передавая боевые распоряжения по радио, т. е. в условиях, когда противник их тоже слушает, нужно, по сути, скрыть от него две вещи: координаты местности, на которой ты будешь действовать, и способ твоих действий. Но сначала пара слов о топографических картах.

Местность отображена на карте, а вот с чтением карт в Красной Армии было не очень хорошо. Даже народная примета существует: «Раз генералы достали карту, значит, сейчас будут расспрашивать дорогу». Но если местных жителей нет и дорогу расспросить не у кого, то тогда дело действительно плохо. В походных дневниках П.А. Белова есть такие строки:

«15 ноября 1941 года Верхнее Шахлово… Состояние приданной мне 415 стрелковой дивизии крайне жуткое… Бойцы и командиры с трудом ориентируются на местности и часто сбиваются с направления». Между прочим, это дивизия знаменитых сибиряков, которые приехали с Дальнего Востока защищать Москву. Правда, командовал ею не генерал, а полковник Г.А. Латышев.

«16 ноября 1941 года. Верхнее Шахлово. 415 сд наступает правее, но что делается в этой дивизии, никто не знает. Ни командир, ни штаб дивизии не могут организовать управление боем. Однако один заблудившийся полк 415 сд случайно ночью вошел в деревню Тростье, в которой оказался штаб 55 пехотного полка немцев, и разгромил штаб. Но после этого случая незначительной контратакой немцы выбили наш полк, и полк рассеялся в лесу».

Учитывая то обстоятельство, что генералы и офицеры Красной Армии, даже имея карту, все равно могут заблудиться, Жуков предлагал не их обучать чтению карт и ориентированию на местности, а максимально упростить кодирование карт. В результате на военной кафедре меня научили такому приему кодирования. На карте нанесена координатная сетка, и кодируются образованные ею квадраты. Вверху каждый столбик сетки нумеруется, начиная с какого-либо случайного двухзначного числа, и сбоку делается то же самое. Получается нечто вроде сетки для игры в «морской бой», только если в игре координаты квадрата называют, к примеру, «квадрат А-7», то на карте — «квадрат 34–47». Но квадрат, отображенный координатной сеткой на карте, на местности может иметь размеры и 2x2 км, и 20x20 км (в зависимости от масштаба карты). Деваться, однако, некуда — при такой простой системе кодирования координаты точки указать нельзя, можно указать только координаты квадрата. Правда, каждый квадрат на карте мысленно или карандашом делится еще на 9 квадратов, но все равно, это дает возможность указать всего лишь не квадрат, скажем, 2x2 км, а 0,7x0,7 км, а это тоже приличная площадь. Но на какие неудобства не пойдешь, чтобы таким нашим генералам, как Жуков, было попроще.