Роман Храпачевский - Военная держава Чингисхана

Другим важным элементом стратегии были раздельные маршруты туменов, составлявших корпус/армию монголов в походе. Так, помимо задачи раздробления сил противника, который должен был сражаться одновременно везде и при этом имея во всех пунктах меньшие, чем у монголов, силы, решалась задача прокорма армии. Ведь хотя и был у монголов основной принцип ведения войны, заключавшийся в том, что «войска кормятся войной», тем не менее раздельные маршруты следования конных корпусов позволяли более полно осваивать эти местные ресурсы так, чтобы разные тумены не пересекались в одних и тех же местах. Чтобы исключить подобные ситуации, маршруты отдельных частей планировались заранее, с указанием пунктов сбора. Разумеется, такая стратегия требовала высокого уровня искусства планирования и наличия обширной и точной разведывательной информации и, что не менее важно — полководцев, способных использовать все вышеперечисленные компоненты военною искусства монголов. Практика показала, что именно такие выдающиеся стратеги и полководцы были в распоряжении Чингисхана, вспомним хотя бы Мухали, Чжэбэ и Субэдэя. Рейд туменов Чжэбэ и Субэдэя в автономном режиме в течение почти четырех лет представляет беспрецедентное явление в истории войн Средневековья, ниже он будет подробно рассмотрен, как пример проявления выдающихся военных и стратегических талантов полководцев Чингисхана,

Окончательное слово по военному планированию всегда было за кааном: «Что касается таких важных дел, как походы, война и другие, то [они] решаются только самим татарским правителем» [36, с. 142]. Тем не менее роль курултаев и совещаний перед принятием стратегических решений отмечается многими источниками ([16, с. 143], [56; цз. 1, с. 12], [36, с. 142] и др.). На них обсуждались вышеприведенные проблемы по системе стратегического развертывания войск, учета и распределения ресурсов и т. п., после чего принимался окончательный план действий и распределение обязанностей по его исполнению среди монгольских командующих. Надо тут еще отметить талант Чингисхана в умении выбрать соответствующего задаче полководца-исполнителя. Судя по примерам Мухали, Чжэбэ и Субэдэя, Чингисхан ясно отдавал себе отчет в сильных и слабых сторонах своих командиров и давал поручения им с точным расчетом способностей последних. Например, Чжэбэ и Субэдэй постоянно отправляются кааном в автономные рейды, требовавшие умения находить врага и внезапно его поражать, а Тохучара он чаще всего использует в охранных действиях.

Стратегия государства Чингисхана и его преемников в самом общем виде должна быть охарактеризована как перманентно наступательная и завоевательная, причем на первом этапе она была нацелена на объединение и подчинение всех кочевых народов Центральной Азии и — шире — евразийских степей, а на втором — на захват и покорение всего известного монголам мира. Задача первого этапа заключалась в необходимости объединить всех «проживающих за войлочными стенами». Цель же подчинения всего мира проявилась позже, после консолидации всех кочевников монгольской степи, и лучше всего видна в сохранившихся фрагментах «Великой Ясы» и в ярлыках первых монгольских каанов европейским королям и папам. Вот что писал Гуюк папе Иннокентию IV в своем ярлыке-приказе в ноябре 1246 г.: «Силою Вечного Неба (мы) Далай-хан всего великого народа; наш приказ. Это приказ, посланный великому папе, чтобы он его знал и помнил… Силою бога все земли, начиная от тех, где восходит солнце, и кончая теми, где заходит, пожалованы нам. Кроме приказа бога, так никто не может ничего сделать. Ныне вы должны сказать чистосердечно «мы станем вашими подданными, мы отдадим вам все имущество». Ты сам во главе королей, все вместе без исключения, придите предложить нам службу и покорность. С этого времени мы будем считать вас покорившимися. И если вы не последуете приказу бога и воспротивитесь нашим приказам, то вы станете (нашими) врагами. Вот что Вам следует знать. А если вы поступите иначе, то разве мы знаем, что будет, одному богу это известно [192] Последняя фраза ярлыка может быть не совсем понятна на первый взгляд, но это стандартная угроза монголов перед началом военных действий согласно «Ясе», ср. слова последнего посольства монголов к русским князьям, после которого уже было сражение при Калке: «А идете противу нас, то вы пойдите; а мы вас не заяли, да всем бог» [24, с. 62]. » [12, с 220]. Насколько эти стратегические цели оказались достижимыми и выполнимыми для монголов первой половины XIII в., рассмотрим подробнее в следующей главе.

Первый поход монголов против настоящего развитого государства был в страну тангутов в 1205 г., но это был всего лишь рейд одного из военачальников Чингисхана, Последний все еще занимался в основном укреплением своей власти над «народами, живущими за войлочными стенами». Только в 1207 г. сам каан впервые выступает в поход на Си Ся, оборону которого Елюй Ахай прощупал два года тому назад. Но и этот поход еще не был полномасштабной войной.

Боевые действия против тангутов, по праву считавшихся серьезной военной силой в регионе, во многом помогли Чингисхану принять правильные решения касательно организации своей армии. Как отмечалось выше, до этих походов монголы еще не умели правильно осаждать и брать крепости-города. Зато теперь они получили бесценный опыт, а главное — пленных специалистов, которые помогли им восполнить пробелы в искусстве боевых действий против оседлых государств и их городов-укреплений. За два тангутских похода и войну 1209 г. с Си Ся были отработаны многие тактические приемы армии Чингисхана, которые стали со временем неотразимым оружием монгольской экспансии. Начиная с 1206–1207 гг. можно также говорить о способности монголов составлять и выполнять сложные стратегические планы.

Процесс формирования государственных структур еще продолжается, но Чингисхан в 1206 г. уже задумывается о войне с региональной сверхдержавой — империей Цзинь [56; цз. 1, с. 13]. Причин для этого много — от элементарного желания получить новые места для пастбищ, рабов и ценности, до удовлетворения чувства мести. Ведь казнили же цзиньцы его предка Амбагай-хана, который просил все поколения своих родичей отомстить за него [38, с. 42], что и пытался сделать отец Чингисхана: «Когда известие [о гибели Хамбакай-каана] дошло до них, Кадан-тайши, Тудай и Есугэй-бахадур совместно с племенами и многочисленным монгольским улусом устроили совещание, чтобы выступить в поход для отплаты и мщения за кровь Хамбакай-каана» [38, с. 43]. Но поход вышел простым набегом, и серьезная месть была отложена, а потом, как известно, Есугэй погиб из-за предательства татар. Благородное стремление к мести и уважение воли отца — все это понятно и одобряемо степными молодцами. И к тому же это хороший предлог, сработавший в свое время. Правда, южносунский посол к монголам приводит и более прозаичную причину ненависти к цзиньцам: «Когда татары находились [еще в пределах] своего собственного государства, [в период правления] Да-дин (1161–1189 гг.) у цзиньских разбойников, в Яньцзине и киданьской земле распространялись слухи о том, что-де татары то и дело приходят и уходят и потеснят императора так, что [ему] будет некуда деваться. Главарь [государства] Гэ Юн стороной узнал об этом и с тревогой сказал: «Татары непременно явятся бедствием для нашего государства!» И тогда отдал приказ срочно отправить войска в [их] жалкое захолустье и истребить их. [В дальнейшем] через каждые три года посылались войска на север для истребления и уничтожения [татар], и это называли «сокращением совершеннолетних» [у татар} До сих пор китайцы все помнят это. [Они] говорят, что лет двадцать назад в Шаньдуне и Хэбэе, в чьем бы доме ни были татарские [дети], купленные и превращенные в маленьких рабов, — все они были захвачены и приведены войсками. Ныне у татар среди больших сановников много таких, которые в то время были взяты в плен и жили в государстве Цзинь» [22, с. 70]. Так что давние кровавые счеты с чжурчжэнями, которые надо обязательно свести, стали делом чести для монголов Чингисхана. Но вот что характерно — взвесив все обстоятельства, Чингисхан приходит к здравому выводу о неготовности к большой войне с пока еще могучей империей, почему он и «не осмелился двинуться необдуманно» [56; цз. 1, с. 13]. Такой подход свидетельствует не только о рациональности Чингисхана как государственного деятеля, но косвенно указывает на то, что войны он начинал только при наличии серьезной подготовки. Именно к этому времени относится решение Чингисхана развернуть «подготовку продвижения внутрь китайской равнины, для чего обязательно надо было сначала сокрушить сопротивление государства Цзинь» [211, с. 125]. Можно поэтому предположить, что тогда же был задуман и начал осуществляться последовательный план с дальним стратегическим расчетом на поражение чжурчжэней. Его контуры можно увидеть в реализованной Чингисханом последовательности действий: