Николай Месяцев - Горизонты и лабиринты моей жизни

Ни переход на рыночные отношения, ни введение различных форм собственности, ни преобразования в сфере управления, никакие другие реформы не смогут дать эффекта без по-настоящему обученных новых поколений, прочно стоящих на уровне не только современных знаний, но и способных вносить качественные изменения в развитие мировой цивилизации. История учит, что знания, приобретать которые дает возможность Родина, оборачиваются все возрастающей к ней любовью.

Мы горячо любили свою Родину — Страну Советов, — под крылом которой в дружном институтском коллективе учились, с открытой душой шли навстречу друг другу люди разных национальностей. Никто не делил Родину на части. Она была одна и единственная: с отчим домом, тайгой или сыпучими песками, небольшим ручейком, Волгой или морем. Одна и единственная. Чувства советского патриотизма и пролетарского интернационализма были частью личностной сущности каждого из нас. На защиту Родины мог по первому зову встать любой.

Формированию наших идейно-нравственных позиций способствовали романы Н. Островского «Как закалялась сталь» и «Рожденные бурей», книги А. Макаренко «Педагогическая поэма» и «Флаги на башнях», Б. Горбатова «Мое поколение», А. Фадеева «Последний из Удэге». Нас увлекали тогда стихи М. Исаковского, А. Твардовского, А. Суркова. С удовольствием распевали песни И. Дунаевского, М. Блантера, Дм. Покрасса. По нескольку раз смотрели фильмы «Ленин в Октябре», «Чапаев», «Мы из Кронштадта», «Трилогию о Максиме», «Семеро смелых», героям которых хотелось подражать. Всего, что увлекало, интересовало, шлифовало наши характеры, не перечесть.

Но главным нашим учителем становилась уже не книга, как бы ни велика была ее роль, а жизнь — ее повседневность, будничность, трагические и героические мотивы окружающего нас внешнего мира. Наши познания создавали возможность самим анализировать происходящее вокруг.

Вторая половина 30-х годов стала временем моего становления как личности. Детство и юность с их специфическими возрастными особенностями остались за плечами навсегда.

Время побуждало к быстрому мужанию. Народ строил социализм. Усиливалась экономическая и военная мощь государства. Шла титаническая работа по созиданию нового мира. Новизна была во всем: в теории, практике, во внутренней политике и в международном положении. В воздухе уже пахло порохом. Советский народ и мы, молодежь, знали, что будет война. И знали с кем!

На наших глазах жертвами агрессии нацистской Германии, фашистской Италии и милитаристской Японии становились многие народы и страны. Политика «умиротворения» агрессивных государств со стороны Англии, Франции и США привела в сентябре 1938 года к мюнхенскому сговору правящей верхушки Англии и Франции с германским фашизмом, что еще более поощрило агрессоров на новые авантюры. Спустя год пожар мировой войны перекинулся на Англию и Францию. Потерпела крах попытка определенных кругов этих стран повернуть войну на Восток, оставить Запад в стороне от нее.

Советский Союз в этой сложной международной обстановке предпринимал усилия, чтобы отсрочить начало войны, выиграть время для подготовки к отражению вражеского нашествия.

С прочтения новостей на газетных полосах до начала лекций и, чего греха таить, во время некоторых из них начинался трудовой день тогдашнего студенчества. Жаркие споры, дискуссии, разные предположения о развитии событий на фронтах Второй мировой войны… Острота переживаний сама собой сместилась с текущих учебных и общественных забот к проблемам войны и мира.

Наши переживания не носили абстрактного характера. Мы стали историческими свидетелями того, как гитлеровская Германия с легкостью подминает под себя народы и страны Европы, лишая их свободы и независимости, заглядывается на Восток и строит планы не только порабощения, но и истребления народов нашей страны. С немецкой педантичностью расписывалось, что уготовано русскому, еврею, цыгану. И мы это тоже знали. И не боялись грядущих схваток. Наши знания суровой действительности побуждали к действиям.

На этом нелегком пути были и заблуждения, и крупные просчеты, и даже тягчайшие преступления. Многое было… От истребления командных кадров армии и флота до ничем не объяснимой веры Сталина и его сподвижников в заверения гитлеровской правящей верхушки о верности советско-германскому пакту 1939 года. Кое-что из этого мы знали, о чем-то догадывались, чему-то не хотели верить.

Но было и другое, что мы знали наверняка, ощущали каждой своей клеточкой: народ наш денно и нощно готовится к защите своего социалистического отечества.

К сожалению, сейчас пишут такое, что вызывает удивление: откуда появилась такая злоба по отношению к героическому прошлому народа? Вольности обращения с фактами, событиями, явлениями тех лет позавидовал бы, будь жив, доктор Геббельс.

Не пускаясь в детальный критический разбор подобных писаний, хочу, однако, сказать о двух характерных явлениях периода конца 30-х годов, которые пронизывали всю жизнь нашего многонационального народа и которые подрубают основы возможных фальсификаций истории тех лет.

Во-первых, это сам дух того времени. Дух, пронизанный героикой социалистических свершений, атмосферой всеобщей приподнятости, даже в будничных делах, рост чувства взаимного уважения, товарищества, гордость за Красную армию. Это и есть те исторические реалии, в которых жили Отчизна и ее народ. Любой факт, событие, явление того времени, взятое вне исторического контекста, без учета духа того времени, исказят правду.

И во-вторых: чем объяснить, что массовые аресты ни в чем не повинных людей не привели к общему изменению этой атмосферы, к ломке духовного настроя народа? Может быть, мое восприятие тех лет весьма субъективно и идет от молодости, которая, как правило, не замечает трагического. Или от того, что ни я, ни мои сверстники лично не были причастны к фактам насилия и произвола.

А может быть, в данном случае мы имеем дело с историческим парадоксом, а точнее, с диалектическим соотношением добра и зла применительно к целому народу и его части, когда добро берет верх над злом и создает соответствующую атмосферу — порождает дух веры в идеалы.

Совесть пишущего не должна позволять ему забывать о глубоких и крепких причинных связях, где одно порождает другое. Историю прошлого нельзя судить мерками современности, в которой ныне многое еще шатко, не устоялось, не утвердилось, изломано.

Наше поколение тоже когда-то было молодым. Оно вправе рассчитывать на правдивый рассказ о нем со стороны последующих за ним поколений. Прошлое не грозит реальной опасностью ни крупному, ни мелкому критику. За прошлым можно прятать современные проблемы, однако их не спрячешь от глаз истории. Ведь рано или поздно историческая правда берет верх.