Николай Месяцев - Горизонты и лабиринты моей жизни

Так шел месяц за месяцем, год за годом. В апреле 1950 года меня отозвали на работу в ЦК ВЛКСМ в качестве заместителя заведующего отделом комсомольских органов, которым руководил секретарь ЦК Александр Николаевич Шелепин.

Проводить меня в Москву пришли на вокзал посланцы комсомолии Молдавии: многих райкомов, горкомов и Цекомола республики. Было многолюдно, весело и немного грустно. Для меня закончился еще один жизненный этап.

Молдавский этап укрепил во мне веру в мои возможности работать с людьми. По глубокому моему убеждению, это главное качество для каждого, кто хочет посвятить свою жизнь общественно-государственной практике. Без этого качества, без любви к людям лучше своевременно отойти от деятельности на этом, может быть, наитруднейшем поприще.

Работа в Молдавии побудила меня глубже задуматься над самой сущностью молодежного движения. Я знал произведения Маркса, Энгельса, Ленина, в которых в той или иной мере, прямо или косвенно рассматривалась эта проблема. Внимательно вникал я и в то, что содержалось на этот счет в работах Сталина. Нередко перечитывал соответствующие постановления съездов, пленумов ЦК ВКП(б). И все-таки, сопоставляя содержащиеся в них размышления, выводы, положения с живой, обыденной практикой комсомольских организаций и особенно их руководящих органов (и чем выше, тем в большей мере), я не находил ответа, как мне казалось, на главный вопрос: что же все-таки лежит в основе жизнедеятельности коммунистических союзов молодежи?

В самом деле, перед войной в комсомольских организациях было больше демократичности, больше воздуха для самостоятельности ее членов. Война потребовала значительно большей централизации во всех звеньях комсомола (да и других партийных, общественных организаций, не говоря уже о государственных органах), что вызывалось объективными условиями и было вполне объяснимо. Казалось бы, что с переходом в мирное время, так сказать, в нормальную обстановку общественного бытия, свежий воздух комсомольской демократии вольется в молодые души и побудит их к творческим исканиям, к самостоятельным действиям, к конкретным новым делам, обновляющим жизнь всего комсомола, а стало быть, и страны.

Однако централизм, указания сверху теснили демократические самодеятельные начала во всех звеньях комсомола и особенно в первичных организациях. Нередко, а кое-где и частенько на комсомольских собраниях обсуждалось не то, что волнует юношей и девушек, а то, что рекомендовано сверху. К тому же усиливалась роль аппарата (получающих зарплату работников), а вместе с этим развивался процесс бюрократизации, неизбежный спутник отчуждения членов комсомола от своей организации. Маленькие вожди копировали больших.

Возникал один и, может быть, главный вопрос: как сделать, чтобы союз молодежи сверху донизу служил бы юношам и девушкам, а не молодежь служила союзу? Кто ради кого существует?

Ответ на этот вопрос я буду искать. Я понимал, что он не может быть однозначным, тем более его поиск представлял еще больший политико-практический смысл. Мое поколение уже стояло во главе многих комсомольских организаций республик, краев и областей. От глубокого и ясного понимания сущности юношеского коммунистического движения на современном этапе и в обозримом ближайшем будущем зависит многое в путях развития страны и государства. Ведь все вожаки молодежи были и членами ВЛКСМ, и членами ВКП(б) одновременно, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Это означало прежде всего то, что наше поколение было востребовано жизнью к действиям…

В Москве в Цекомоле я встретил многих своих старых товарищей: Николая Любомирова, Гошу Асояна, Сашу Львова, Нину Осокину, Аду Айвозян и других. Познакомился и подружился с теми, кто недавно пришел в молодежный штаб. Среди них были бывший первый секретарь Оренбургского обкома комсомола фронтовик, мой одногодок Иван Бурмистров, который тоже, как и я, был утвержден замом у Александра Шелепина, первым же замом являлся Отар Гоцеридзе. Вот эта наша троица и вела организационную и кадровую работу под руководством Секретариата и Бюро ЦК ВЛКСМ.

Проработал я месяца четыре, вызывает меня Николай Александрович Михайлов и говорит: «В Молдавии первым секретарем Центрального комитета партии избран Брежнев Леонид Ильич. Он просил вас приехать в Кишинев на беседу с ним. Речь будет идти о вашем возвращении в республиканскую комсомольскую организацию в качестве первого секретаря ЦК».

«Полагаю, что это нецелесообразно, — ответил я и продолжал: — В республике выросли способные комсомольские работники — молдаване, я могу назвать кандидатуры тех, кто мог бы возглавить ЦК республики. К тому же я попрощался с комсомольским активом и возвращаться снова в Кишинев ради поста первого секретаря по меньшей мере было бы неэтично». «Поезжайте в Кишинев и обоснуйте правильность ваших доводов Брежневу, я обещал», — заключил разговор Михайлов.

В Кишиневе я высказал Брежневу то, что говорил Михайлову, только более пространно, отвечая на возражения и уговоры Леонида Ильича. Это была первая, но не последняя моя встреча с Брежневым. Разве мог я предположить, что этот человек сыграет свою роль в моей жизни, для меня совсем не благоприятную. А тогда Брежнев мне понравился: симпатичный, почти красивый, с легким украинским говорком, с располагающей к беседе простотой общения. За обедом он мне сказал на прощание: «А знаешь, Месяцев, ты все-таки делаешь ошибку…»

Работа отдела комсомольских органов ЦК ВЛКСМ была интенсивной, ибо он, в конечном счете, аккумулировал опыт всех звеньев комсомола — от первичных организаций до обкомов, крайкомов, ЦК комсомола союзных республик. И не только. В поле зрения отдела постоянно находились те или иные аспекты партийного руководства комсомольскими организациями на местах.

В частности, нельзя было мириться с тем, что нередко практика комсомольских органов по руководству комсомольскими организациями являлась своего рода сколком стиля и методов партийного руководства с его жесткой централизацией, где не находилось места внутрипартийной демократии. К тому же местные партийные комитеты, как правило, не могли «выскочить» из сложившейся, установившейся практики руководства комсомольскими организациями, будь то в союзных республиках или в краях и областях.

Резолюции на этот счет принимались, и даже неплохие. Однако бумага расходилась с делом. Практика приказных методов руководства и безусловного исполнения указаний сверху как непреложного в стиле руководящих партийных органов комсомольскими комитетами была вредна для дела воспитания юношества. Она глушила инициативу и самодеятельность молодежи, подавляла самою природу молодой натуры — самостоятельность действий, поиск правильных решений, возможность ошибок, их осознание и самостоятельное устранение. И это все должно проходить вполне сознательно, превращаться в привычку, как само собой разумеющееся.