100 великих катастроф XX века

Именно хлопку в основном предназначались те 2,5 млн. га новых земель, которые были освоены и введены в оборот за 1965–1985 гг. Увеличение пахотного клина повлекло, естественно, увеличение объема речной воды для орошения земель. Подсчеты специалистов показали, что с прибавлением каждого нового гектара требовалась двойная прибавка воды. Это в свою очередь потребовало строительства новых магистральных, подводящих и разводящих каналов, водохранилищ. Их протяженность в регионе составляет около 200 тыс. км, и почти все водные артерии проложены в земляном либо песчаном грунте без всякой гидроизоляции. КПД ирригационных сетей не выше 0,52—0,60. Вот и уходит вода в песок, образуя в пустынях и вокруг бывшего моря дикие озера. Как говорится, скупой платит дважды. Платит при этом не те 90 млн. руб., как оценил в свое время Минводхоз исчезновение Арала, а как минимум раз в пятьсот больше. Небольшая ошибочка вышла. И все из-за «догоним и перегоним Америку». По валовому сбору хлопка мы ее перегнали давно. Безжалостно эксплуатируя подневольный, мизерно оплачиваемый труд дехкан, система добивалась ежегодного производства 8–9 млн. т хлопка-сырца.

Однобокая ориентация на производство хлопка привела к небывало высокому удельному объему хлопчатника: в структуре растениеводства он достиг 75–80 %. Это чистейший абсурд, в мировой практике эта величина не превышает 50 %. Искажение, притом насильственное, агротехнических условий, когда хлопок по хлопку высеивается в течение длительного времени на 75–80 % площадей, нанесло непоправимый ущерб самой пашне и привело к истощению почвы. Поливная среднеазиатская пашня потеряла до 40 % гумуса. Началось резкое падение урожайности не только хлопчатника, но и других сельскохозяйственных культур. Заставить землю рожать оказалось возможным лишь под воздействием двойной, а то и тройной дозы не только воды, но и химических удобрений, ядохимикатов. Так, изнасиловав людей, аппаратчики взялись насиловать природу…

А теперь, переведя дыхание, зададимся вопросом: для чего мы производили так много хлопка? Мы что, вырабатывали несметное количество тканей? Или передавали сырец промышленности, которая взамен поставляла населению множество другой, так необходимой ему продукции? Или экспортировали хлопок и получали взамен сверхновое оборудование и технологию?..

Читателю нетрудно сделать вывод. Море просто удушили. В Арале осталось всего 400–430 км 3воды, а в начале шестидесятых было более 1000. Заметим, что ежегодный сток Амударьи и Сырдарьи составлял 114–117 км 3. С начала семидесятых поток воды, отбираемый у рек, увеличивался с каждым годом, потому что увеличивались посевы хлопка. Дело дошло до того, что в середине семидесятых годов Амударья перестала питать Арал, а от Сырдарьи морю доставалось всего от пяти до восьми кубокилометров в год. А вот испарение морской воды оставалось прежним — 36–40 км 3ежегодно. Ныне Арал исчезает буквально на глазах. Совершено преступление. Оно из разряда тех, ущерб от которого может и должен быть возмещен. В мировой практике пример такой существует. В США погубленное в свое время озеро Эри восстановило свою экологическую самобытность в течение десяти лет. Правда, это обошлось американцам в 42 млрд, долларов.

Уровень Арала за эти годы упал на 14 м. Дереговая линия отступила на 60–80 км. Атам, где еще недавно плескались волны, почти на трех миллионах гектаров образовалась пыльная жаркая пустыня, нареченная Аралкум. В остатках моря, на его высохшем дне скопились миллиарды тонн ядовитых солей, пестицидов, гербицидов, в том числе и ДДТ, попадавших сюда за десятилетия вместе с той водой, которая сбрасывалась в реки с полей. Химические соли со дна моря смешиваются с пылью и ветром и переносятся на расстояние до 500 км. Считается, что эта отравленная пыль вызывает многие респираторные заболевания, возможно, даже рак горла. Пылевые бури, приходящие от Арала, губят также всякую растительность в дельте Амударьи на юге и пастбища на плато Устьюрт на западе.

Страшнее всех бед, конечно, страдания людей. Ташаузская и Кзыл-Ординская области, Хорезмский край и Каракалпакия, где проживают около трех миллионов человек, получают дозу отравления, в десятки раз превышающую все допустимые нормы. Геноцид — иное слово не приходит на ум. Амударья питается не только водой ледников Памира. С полей Сурхандарьинской, Бухарской и Кашкадарьинской областей сбрасывается в реку до 15 км 3той воды, которая прошла по тысячам гектаров полей и насытилась всеми мыслимыми ядами, которыми возбуждают землю и вынуждают ее плодородии». То же самое делается и в верховьях Сырдарьи. Придя в низовья, эта вода еще раз подается на поля, которые уже нашпигованы химией. Дыни, арбузы, виноград, овощи, впитав яды, передают их людям. Здесь мало осталось скота, но и скудные продукты животноводства отравлены, поскольку животные питаются ядовитыми кормами.

Или возьмем питьевую воду. В Муйнаке, например, как и почти повсюду в Приаралье, воду из реки загоняют в котлован, засыпают ее хлоркой, что здесь считается очисткой, и подают в город для питья, приготовления пищи, прочих бытовых нужд. И еще один пример. У стен Муйнака дамбами отгорожена часть площадей и залита все той же отравленной водой. В этих бассейнах разводится рыба. Она, разумеется, тоже токсична… Отказаться от рыбы, мяса, фруктов и овощей? Вообще ничего не есть и не пить?

У людей нет выхода. Они обречены на вымирание. Медицинское обследование и статистика показывают: нет более высокой смертности новорожденных в бывшем Союзе, чем в Приаралье: 76 на тысячу. И это в среднем, а ведь есть немало районов, где смерть поражает 98, а то и 118 новорожденных на каждую тысячу. В Аральске, Муйнаке, десятке других населенных пунктов младенцы отказываются от материнского молока, ибо в нем в 3–4 раза больше солей, чем в молоке матерей, живущих, к примеру, в Алма-Ате. И последнее в этом печальном перечислении: из ста человек взрослого населения 69 неизлечимо больны.

Таковы далеко не полные последствия деградации природной среды Приаралья. Гибель Аральского моря — все более и более очевидная — первая и крупнейшая в мире экологическая катастрофа такого плана.

В самый раз спросить: а делается ли хоть что-нибудь для облегчения страдания миллионов людей, оздоровления природы, для спасения моря? Да, по сравнению с бездействием прежних властей предержащих, кое-что сделано. Но это «кое-что» не стоит и ломаного гроша, поскольку колебания воздуха на разных уровнях административных и общественных организаций не прибавили морю ни единого кубометра воды. Прошли две аральские сессии с выездом их участников в места катастрофы, т. е. в Муйнак и Аральск. Но не дальше: само море, к которому нет ни подъездов, ни подходов и которое отошло от этих, в прошлом морских, портов на 70–80 км, увидеть невозможно. В 1990 году в университете американского штата Индиана состоялась Международная конференция по Аралу независимых общественных организаций и экспертов. Осенью того же года Институт географии АН СССР провел в Нукусе Международную научную конференцию по аральской проблеме. Вспоминать об этой конференции неприятно, ибо организаторы обставили ее так, что участникам конференции даже в голову не могло прийти, в каком бедственном, полуголодном состоянии оказалось население не только в Муйнаке или других городах и кишлаках, но и в самом Нукусе — столице Каракалпакии.