Виталий Пенской - Полоцкая война [Очерки истории русско-литовского противостояния времен Ивана Грозного. 1562-1570] [litres]

Аналогичную задачу выполнила в эти же дни и стародубская рать. Во главе ее стоял путивльский наместник князь Г.Ф. Мещерский со товарищи. «И они воевали Могилевские и Чичерские и Пропойские места», – отмечал летописец 151. Увы, летописная запись слишком лаконична, а разрядные книги и вовсе молчат об этом походе, чтобы составить представление о наряде сил для этой экспедиции и о структуре рати. Можно лишь предположить, исходя из численности служилых людей Северской земли, которые участвовали в других походах того времени 152, что в этом рейде у мещерского было не больше 2,5 тыс. ратников.

Обеим ратям 1-го «эшелона» пришлось действовать в сложных условиях. Псковский книжник писал о той весне, что «сие лето (т. е. 7070. – В. П.) зима была добре снежна, и весна вода была велика в реках, и не памятят люди таковой поводи, и мелниц много теряло» 153. В наказе, который был отправлен с князем Лыко-Оболенским Морозову, не случайно говорилось о том, что если будет невмочь действовать всему войску вместе из-за половодья, то разделить его на три отряда и разослать их в набеги по отдельности.

Возможно, здесь и кроется ответ на вопрос почему – почему русским полкам удалось достичь внезапности в ходе мартовского набега. Похоже, что в Литве не ожидали, что в столь сложных погодных условиях русские решатся предпринять наступление, и просчитались 154. Впрочем, нельзя исключить и то, что злую шутку с литвинами сыграла миссия Баркулаба Корсака. Так, 1 февраля 1562 г. Сигизмунд разослал воеводам и старостам приграничных городов и волостей напоминание, что срок перемирия с Москвой истекает и, пока там находится посольство Корсака, не поддаваться на провокации и строго смотреть за тем, «як бы з стороны нашое ку розлитью крови хрестьянское ничим причина не дана», При этом, писал король, нужно сохранять бдительность и обо всех «зацепъках» с московской стороны немедленно сообщать ему. Увы, должного воздействия ни это, ни предыдущие послания не оказали – к открытию «сезона» литовцы оказались не готовы 155.

Выступлением смоленской и стародубской ратей увертюра к Полоцкой войне была разыграна. Русские полки добились первых успехов, захватили стратегическую инициативу, и их действия показали, что неприятель традиционно опаздывает с мобилизацией и не готов к отпору. Литовская шляхта снова саботировала неоднократные призывы великого князя выступать в поход «конно, людно, оружно и збройно». Проблемы были и с наемниками, которые, не получая жалованья, толпами дезертировали со службы. Королевским обещаниям, что оно вот-вот будет заплачено, не верили, и 10 марта 1562 г. король с сожалением констатировал, что «многие люди служебъные ездные и драби з войска польского и литовъского втекают не дослуживъши» 156.

Неожиданная активность русских войск, терзавших весной 1562 г. литовское пограничье, вынудила литовские власти очнуться от спячки и активизировать замершие с наступлением зимы военные приготовления. Упущенное время наверстывалось в авральном порядке. Предыдущий опыт показывал, что наемные роты боеспособнее, чем посполитое рушение, и скоры на подъем. Однако, отмечал А.Н. Янушкевич, литовские власти не могли отказаться от созыва рушения, ибо возможности великокняжеской казны не позволяли (хотя сейм и вотировал дополнительный военный налог) набирать и содержать длительное время большие наемные контингенты 157. К тому же они были нужнее всего сейчас в Ливонии, где необходимость удерживать обретенные территории требовала постоянного присутствия литовских войск. А денег на их содержание не было. 29 апреля 1562 г. Сигизмунд снова отписывал ротмистрам в Ливонии, чтобы те всеми силами удерживали своих людей на службе, обещая скоро доставить провиант, а потом и деньги (как только получится расплатиться с польскими наемниками) 158. Последних после тяжелой зимовки в Завилейской Литве и Ливонии с окончанием распутицы было решено перебросить на Полочанщину. 6 мая 1562 г. был издан и соответствующий королевский «универсал», предписывавший местным властям, магнатам и шляхте оказывать всемерную поддержку гетману войска польского Ф. Зебржидовскому и его людям 159. Правда, было их немного – примерно с небольшим 2000 «коней», несколько сотен пехотинцев-драбов (разные авторы дают разные цифры – от 350 до 750) и немногочисленная полевая артиллерия (4 средних и 2 больших фальконета, 6 серпентин, всего 12 орудий) 160, так что и они не могли быть надежной защитой от вторжения русских ратей.

Одним словом, без мобилизации шляхты было не обойтись. Но началась она с большим опозданием против действий русских войск. Лишь 23 апреля, спустя почти месяц после того, как полки Шереметева и Мещерского совершили свои рейды, были разосланы военные листы. 1 мая рассылка о необходимости сбора на Друцких полях «с почты своими, конъно, зброино, яко служъбу земъскую служити повинни», была повторена, а 6 мая военные листы были высланы в Жемайтию. Любопытна формулировка королевского призыва к тамошней шляхте: «При костелах и местах наших в торгу у съвята кликати казали, жебы кажъдый, хто шляхтичом мешить ся и войну служити повинен, чим наборздей на служъбу земъскую ехал», в противном же случае уклонисты и нетчики, обещал король, будут покараны согласно закону 161.

По ходу дела в порядок мобилизации вносились коррективы. Идя на компромисс со шляхтой и желая прикрыть угрожаемые направления, Сигизмунд и его советники решили собрать волынское рушение 9 мая (Николин день) под Речицей на тот случай, если русские полки с Северщины вторгнутся сюда. Увы, в положенный срок волынская шляхта в указанном месте не собралась, и 15 мая в разосланных военных листах, обращаясь к местной шляхте, Сигизмунд писал, что «иж многие некоторые з вас о листы наши ничого не дбаючи и до сего часу там до Речицы еще не притегънули». 10 июня жмудской шляхте предписано было не ехать к Орше, но выдвинуться в Ливонию, под замок Каркус (совр. Каркси), на соединение с расположенными там войсками под началом гетмана Г. Ходкевича 162.

Однако шляхта все так же не стремилась воевать, отсиживаясь по своим имениям. 18 июля 1562 г. Сигизмунд, обращаясь к ней, писал, что те из шляхтичей (а таковых, по его словам, набралось до половины военнообязанных 163), «хто бы так упорный а непослушъный быти хотел и еще за сим росказаньем и напоминаньем нашим и повинъности своей досыть не чинечи у его милости пана воеводы Троцкого в час, как вышей в сем листе нашом вам ознаймено, не был и в реистры его милости не въписал а дома зостал, або хотя и на жолънерскую служъбу пенези наши вземъше и почъту домового особъливе не поставил», то такие нетчики будут наказаны и конфискацией маетностей, и даже «горлом» (т. е. смертью) 164.