Виталий Пенской - Полоцкая война [Очерки истории русско-литовского противостояния времен Ивана Грозного. 1562-1570] [litres]

А.И. Филюшкин, анализируя польские источники, повествующие о битве под Невелем, отметил любопытный факт. «В развитии ситуации в зоне боевых действий столкновение под Невелем было малозначительным эпизодом, – писал он, – подобных которому в 1560-е гг. в русско-литовском пограничье было много. Однако в позднем польском нарративе эти события приобрели грандиозные масштабы и стали одним из элементов прославления польского оружия» 216. Раздувание рядовой стычки на границе до размеров эпической победы над «тьмочисленным» московским войском вместе с другим успехом польско-литовских войск, случившимся спустя год с небольшим, в январе 1564 г., на р. Ула, позволили, по мнению историка, и с этим трудно не согласиться, «завуалировать» полоцкую катастрофу в феврале 1563 г. и неспособность литовских и коронных войск восстановить status quo в последующие годы 217. Так появился миф, продолжал он, в котором «непобеда» Курбского над малыми силами врага превратилась в его сокрушительное поражение» 218.

В самом деле, о великой победе Ст. Лесневольского стало известно лишь спустя больше года после Невельского одоления, на Варшавском сейме в конце 1563 г., когда и польское, и в особенности литовское общество остро нуждались хоть в какой-то победе, чтобы избавиться от горького полоцкого послевкусия, а тут подоспела еще одна победа, на Уле, а затем в Литву прибежал и сам герой Невеля, князь Курбский. В итоге под пером М. Бельского рождается альтернативная версия истории войны, в которой польско-литовские войска раз за разом побивают московитов, в Ливонии одолевают шведов, а на море польские каперы блокируют «нарвское плавание» 219. И следы этой альтернативной истории Полоцкой войны просматриваются и по сей день. Потерпев неудачу на полях сражений, последний Ягеллон сумел победить своего московского «брата» на литературном поприще.

И, завершая рассказ о кампании 1562 г., не забудем и еще о двух ее «последних залпах». В сентябре из Марией-гаузена (Влех, совр. Виляка) тамошний литовский гарнизон (наемные роты конная Я- Левона и пешая драбская А. Вронского 220) совершили набег на псковские земли. «Приходили литовскиа люди в Псковщину от Оулеха городка, – с сожалением писал псковский летописец, – псковскиа волости вывоевали, Моуравеной да Овсища обои, Коровеи бор; на седячих пришли без ведома, и полону много взяша, скота, людей посекоша, и церкви пожгоша, и дворы боярсиа и земледелцов» 221. Государевы воеводы во Пскове и пограничных городах проспали набег литовцев и не сумели его перехватить, почему неприятель ушел неотомщенным (а не связано ли это промедление воевод с тем, что в сентябре должна была происходить их «пересменка» – отбывшие свой срок, «годованье», воеводы отъезжали к Москве, а прибывшие им на смену должны были еще войти в курс дела, и в этот момент их и подловили литовцы?).

Тогда же, в сентябре, отличился и остерский державца Филон Кмита. Вместе с гомельским старостой К. Тышкевичем он со своими людьми и почтом гомельского старосты совершил успешный рейд на Стародуб, где, по словам Сигизмунда II, «перед местом, на вытечце з людьми Московскими поторжки мели и там же не мало людей неприятельских до смерти убили а инших детей боярских колконадцать человек живых поймали». От взятых пленных литовские warlord’bi узнали о «великих людех Московских, пошли были с полоном и з добычою зас до панства нашого» и решили атаковать вовзращавшихся с добычей московитов. «В шести милях от Стародуба сторожу Московскую, – писал далее король, – которая под вас приходила, поткавшися з ними, побили, а иншие втекаючи, на великие люди Московские вас привели». В последовавшей схватке русские были разбиты, один из воевод, некий князь Василий Волк, был убит, а другой, Василий Иванович Темкин, попал в плен вместе с 200 «зацными детьми боярскими» и «околконадцати человеками» иными. Из полону были освобождены 2,5 тыс. литовских пленных, которых русские вели с собой, и взята богатая добыча, с которыми Кмита и Тышкевич благополучно вернулись домой 222.

Оставим на совести Сигизмунда приведенные им цифры потерь русских (200 «зацных» детей боярских, взятых в плен, не говоря о побитых – это подлинная катастрофа, размерами своими превосходящая знаменитую битву при Судьбищах в июле 1555 г.), но из этого письма следует, что в сентябре со Стародуба в набег отправился небольшой русский отряд во главе с князем В.И. Темкиным 223, которому успех в набеге не сопутствовал. Но как бы то ни было, ни невельская «поторжка», ни набег литовцев из Мариенгаузена на псковскую «украйну», ни неудача под Стародубом – все это никак не могло повлиять на планы Ивана Грозного на наступающую зимнюю 1562/63 г. кампанию. Нерешительный исход кампании 1562 г. не мог считаться удовлетворительным, и в Москве решили зимой нанести мощный удар по неприятелю.

В ратной летописи эпохи Ивана Грозного (впрочем, и во всей русской военной истории раннего Нового времени) немного найдется страниц, подобных повести о «Полоцком взятье» зимой 1562/63 г. Это военное предприятие, к счастью для историков и любителей русской военной истории, оказалось неплохо отражено в источниках. Даже история «Казанского взятья» в 1552 г. уступает в некоторых аспектах полоцкой истории.

Эти чудом сохранившиеся сведения рисуют нам картину подлинного нашествия «двунадесят языков», ставшего результатом колоссального напряжения всех сил Русского государства – как государственного аппарата, доказавшего свою способность решать сложнейшие управленческие и логистические задачи, так и общества, поддержавшего военные усилия верховной власти и выставившего необходимые людские, материальные и финансовые ресурсы для этой экспедиции. И результат совместных усилий власти и «земли» превзошел все ожидания. Никто за пределами России и предположить не мог тогда, что Московит сумеет выставить в зимнюю кампанию хорошо оснащенное и экипированное многочисленное войско с могучим нарядом, не испытывавшим недостатка ни в чем.

Вместе с тем Полоцкая кампания со всей очевидностью показала, что Великое княжество Литовское, его политическая система и административный аппарат проигрывают московским. «Порядок бьет класс» – эта фраза, пожалуй, едва ли не лучше всего описывает результаты сравнения русской и литовской политических систем по итогам «Полоцкого взятья». Да, Литва могла (при помощи Польши) еще одерживать тактические победы, однако ни одна из них не могла переломить крайне неблагоприятный ход войны, сложившийся после падения Полоцка, и вынудить Москву отказаться от своих экспансионистских планов. И осознание этого факта ускорило поглощение Литвы Польшей по результатам Люблинской унии (о чем мы уже писали прежде).