Ниал Фергюсон - Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848

Австрийская интервенция в Неаполь служила классической иллюстрацией того, как трудно поддерживать хорошие отношения с обеими сторонами при двустороннем международном перечислении средств. Тем не менее Карлу, судя по всему, удалось соблюсти необходимое равновесие между австрийскими и итальянскими интересами. В то время как его предприятие в Неаполе процветало благодаря налаженным прочным связям с режимом Бурбонов (как и некоторые операции с великим герцогом Тосканским), Меттерних продолжал обращаться к Соломону за финансовой помощью в других итальянских делах — особенно в вопросе сложного займа в 5 млн лир, организованного для помощи детям эрцгерцогини Марии-Луизы, габсбургской принцессы, которая недолгое время была замужем за Наполеоном и которая после его свержения жила в герцогствах Парма, Пьяченца и Гуасталла [50] Трудность была в том, что ни ее сын от Наполеона, герцог Рейхштадтский, ни двое ее детей от второго мужа, графа фон Нейпперга, не имели права наследовать ее итальянские владения, которые после ее смерти переходили к герцогу Лукке. . Еще один такой случай касался финансов бывшего наместника Наполеона в Иллирии, маршала де Мармонта, герцога Рагузского. В то же время австрийское правительство вынуждено было снова обращаться к Ротшильдам для удовлетворения собственных растущих финансовых запросов. Ибо, независимо от того, сколько удалось бы выжать из Неаполя, расходы на военную интервенцию значительно превосходили текущие государственные доходы, которые собирал Штадион. Единственным выходом оставался еще один заем; и хотя некоторые чиновники склонны были отклонить первоначальное предложение Ротшильдов, в конце концов правительство смирилось с неизбежным, хотя ему и удалось выговорить условия получше [51] Вначале Соломон предложил гарантировать заем в 42,8 млн гульденов по фактической цене всего в 67. Получив отказ, он предложил заем на меньшую сумму, всего на 12 млн гульденов, предложив заплатить «на 1,5 процента больше за оговоренную сумму, чем предлагает любой другой банк». Такую же тактику он применил, когда заем был выставлен на тендер: теперь Соломон вызвался дать на 0,5 процента больше наивысшей предложенной ставки. Австрийское правительство благоразумно выжидало, и в апреле 1823 г. сумело добиться значительно более выгодных для себя условий со стороны консорциума, возглавляемого Ротшильдами: заем в 36 млн гульденов был размещен с андеррайтингом в 82. .

Зависимость Вены от Ротшильдов возросла еще больше в 1823 г., когда правительство Великобритании, в попытке оказать давление на Вену, чтобы та прекратила оккупацию Неаполя, подняло вопрос о непогашенных займах — теперь их общая сумма теоретически составляла 23,5 млн ф. ст., включая проценты, которые были выданы Австрии на первом этапе войны с Францией. Австрия снова обратилась к Ротшильдам, прося Соломона воспользоваться связями его лондонского брата, чтобы долг уменьшили. То был первый из многих случаев, когда Ротшильды выступили в качестве неофициального канала для дипломатических переговоров Меттерниха. Когда цель в конце концов была достигнута, Ротшильды предложили организовать еще один заем, в партнерстве с банками Бэрингов и «Рейд, Ирвинг», чтобы выплатить оговоренную сумму в 2,5 млн ф. ст. Новые серебряные облигации на 30 млн гульденов были приняты банками по гарантийной цене в 82,33; вскоре они торговались уже по 93, принеся банкам-участникам значительную прибыль. Еще один заем, на 15 млн гульденов, был размещен в 1826 г. В конечном счете австрийская политика интервенции в Италии оказалась необычайно выгодной для Ротшильдов.

Зато вспышка революции в Испании стала источником многих серьезных проблем. Целых два года после 1820 г. больной подагрой деспот Фердинанд VII терпел конституцию Кортесов, и в тот период либеральное правительство сделало ряд займов (которые призваны были компенсировать дефицит в государственных доходах, вызванный революцией). Хотя Ротшильды — как Соломон поспешил заверить Меттерниха — вначале в них не участвовали, они готовились вступить в дело. Неожиданно в июле 1822 г. Фердинанд и его сторонники-ультрароялисты попытались свергнуть власть

Кортесов, а когда их планы провалились, призвали к иностранной интервенции. На том этапе Джеймс поддержал испанского финансиста Бертрана де Лиса в попытке предотвратить вторжение, воссоздав правительство на менее «возвышенных» (читай — радикальных) условиях [52] Меттерних подозревал, что эту инициативу поддерживает правительство Франции — по крайней мере, та его часть, которая выступала против интервенции. Однако британские обозреватели считали, что у Ротшильдов имеются собственные причины для «миролюбия». . Однако было уже поздно: в апреле 1823 г. в Испанию отправился французский экспедиционный корпус под командованием племянника Людовика XVIII, герцога Ангулемского; операция была аналогична австрийскому вторжению в Неаполь, и ее с восторгом поддержали дипломаты-реваншисты, например виконт Шатобриан.

Свои услуги французскому премьер-министру графу де Виллелю предлагал даже прагматичный Джеймс, боявшийся, как бы его не обошел опытный военный казначей Уврар: так же как его брат в свое время поддержал австрийскую армию в Италии наличными деньгами, Джеймс стал «полезным» для Ангулема. Он даже собрал выкуп, необходимый для освобождения Фердинанда VII [53] Как министр финансов, а затем премьер-министр, Виллель преуспел в наведении порядка во французской финансовой системе, однако другие «ультрас», считавшие себя не такими «расчетливыми» (например, Шатобриан), его не любили. . И подобно тому, как военная интервенция Австрии вызвала необходимость нового займа, Париж также должен был финансировать свою военную авантюру с помощью займа. В 1823 г. Джеймсу, по крайней мере, удалось преодолеть подозрения режима Реставрации и разместить крупный французский заем. Заем на сумму в 462 млн франков (номинал), или 18,5 млн ф. ст., стал крупнейшим единичным выпуском французских государственных облигаций (рентных бумаг) в период 1815–1848 гг.; ему предшествовала меньшая эмиссия на 120 млн франков в виде шестипроцентных казначейских векселей — ею также занимался Джеймс. Учитывая важность подобных операций, которых Джеймс провел немало за свою долгую жизнь в Париже, стоит отметить, как он проводил ту операцию. Примерно как его отец первоначально вытеснил конкурентов в Касселе, Джеймс закрепил за собой право первой эмиссии рентных бумаг, предложив более высокую цену, чем Лаффит и еще три парижских банка. Он предложил цену (89,55), которая на самом деле превышала текущий рыночный курс. Этого было больше чем достаточно, чтобы перебить предложение конкурирующей группы (87,75). Однако расплачиваться наличными Джеймсу не пришлось: вследствие успеха операции цены на рентные бумаги быстро взлетели выше 90. К концу 1823 г. они достигли 100.