Ниал Фергюсон - Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848

Ценность старых королевских долгов заключалась в том, что, сделавшись одним из кредиторов принца-регента, Натан получил возможность общаться с чиновниками, которые занимались запутанными делами будущего короля, причем не только финансовыми. В конце 1817 г. Натан просил Соломона и Джеймса найти сведения, которые могут оказаться полезными для так называемой «миланской комиссии», созванной с целью сбора улик против «жены великого человека» — принцессы Каролины Брауншвейгской, с которой он решил развестись. В 1822 г., после того как Георг наконец вступил на престол, Натан предоставил ему заем в 50 тысяч ф. ст. под залог его ганноверских владений. Годом позже Георг запросил еще 125 тысяч фунтов. Примерно в то же время Натан познакомился с сэром Уильямом Найтоном, хотя ключевой фигурой на переговорах относительно займа выступал Джордж Гаррисон, который заверял короля в «великой верности» Натана и «преданности по отношению к вашему величеству… во всем, имеющем отношение к этой операции». Как мы видели, сам Гаррисон вскоре после этого занял у Натана несколько тысяч фунтов.

Георг IV не был единственным членом британской королевской семьи, которым Натан ссужал деньги в 1820-е гг. Так, в 1824 г. он ссудил 10 тысяч ф. ст. герцогу Йоркскому под залог нескольких драгоценностей, а также подарил ему 100 акций страховой компании «Альянс» [66] Очевидно, долг так и не был возвращен, поэтому драгоценности остались у Натана. . Кроме того, Ротшильды с надеждой взирали на следующее поколение. В 1816 г. состоялась помолвка единственной дочери принца-регента, принцессы Шарлотты, с принцем Леопольдом Саксен-Кобургским, младшим сыном герцога Франциска Фредерика. Братья сразу же оценили потенциал Леопольда (в конце концов, его тестю было за пятьдесят, и он печально славился своим сибаритством). Когда Леопольд, направляясь в Англию на свадьбу, проезжал через Франкфурт, Карл сделал решительный шаг: «Мы пошли к нему. Он хороший человек. Мы дали ему вексель на 700 фунтов золотом, выписанный на тебя, а также аккредитив… Он собирается купить драгоценности. Пожалуйста, предложи ему свои услуги». Натана не нужно было долго уговаривать. В апреле ему уже поручили доставку личной корреспонденции Леопольда в Германию, а в августе он обсуждал с ним заем в 10 тысяч гульденов.

Одни лишь усилия, которые затратил Натан на то, чтобы подружиться с Леопольдом, способны объяснить необычайно бурную реакцию братьев в мае следующего года, когда они узнали, что принцесса Шарлотта умерла, очевидно, положив конец надеждам Леопольда на британский трон. «Сегодня мы не можем писать тебе подробно, — сообщал Соломон Натану, — из-за большого горя, вызванного этой катастрофой, смертью принцессы Шарлотты. Мы потеряли головы. Я до сих пор не могу поверить в то, что благородная женщина умерла. Мы получили печальное известие в пять часов в субботу. Мы вели переговоры с Бэрингом о рентных бумагах еще на миллион и договорились, что в воскресенье дадим ему окончательный ответ… Но, когда он явился в воскресенье за ответом, наше горе было так велико, что мы сказали ему, что пока ничего не можем сделать, мы слишком опечалены и смущены. К сожалению, мы очень много теряем, милый Натан. Это ужасно, сердце у меня разрывается, когда я говорю о случившемся… Я не в состоянии писать о делах. Мы ничего не делали. Мы должны… извлечь из произошедшего мораль: деньги, почести ничего не стоят, все мы лишь прах; следует оставить гордыню… ничему нельзя верить; мы прах и тлен. Это несчастное событие причиняет мне огромную боль».

«Поверь, — продолжал Соломон два дня спустя, — я был в таком ужасе, [узнав новость], что с тех пор у меня пропал аппетит. Мой желудок как будто усох, а суставы болят не переставая». Натан, как он решил, будет также «сбит с ног» и «болен» из-за этих вестей. Однако братья всегда быстро мирились с превратностями судьбы. «Никто не бессмертен, — писал Соломон, — и нам нужно это преодолеть… К сожалению, наши горе и печаль ее не вернут».

Другие банкиры, возможно, решили бы покончить с привилегированным статусом Леопольда после того, как он стал простым вдовцом. Соломон призывал Натана поступить наоборот: «По английским законам принц Кобургский останется в Англии и, скорее всего, будет считаться здесь важной персоной. Нам следует выказать еще больше дружелюбия по отношению к человеку, который понес такую тяжкую утрату. Я прошу тебя выказать ему больше дружбы, чем до того». Это объясняет последующие попытки со стороны Натана застраховать жизнь не только Леопольду, но и его отцу, а также то, что в 1826 г. Карл с готовностью согласился пригласить Леопольда на свою виллу в Неаполе.

Их стратегия оказалась необычайно проницательной. Отношения между Натаном и человеком, которого Джеймс называл «твой Кобург», завязавшиеся в те годы, оказались длительными и взаимовыгодными. Не случайно один литератор, настроенный против Ротшильдов, в 1840-е гг. указывает на сходство между домом Ротшильдов и домом Саксен-Кобург-Гота, этими двумя многочисленными немецкими семьями, которым суждено было в XIX в. подняться из неизвестности к славе. Более того, их отношения можно считать почти симбиозом. 3,5 млн гульденов, данные в долг Франкфуртским домом Ротшильдов Саксен-Кобургам в 1837–1842 гг., были лишь одной стороной их отношений. Куда большую важность представляет поддержка, какую Ротшильды оказывали членам семьи, покидавшим Кобург в поисках новых престолов.

Нельзя сказать, однако, что Ротшильды утратили интерес к вопросу о том, кто станет наследником британского престола после смерти принцессы Шарлотты. Когда брат принца-регента, герцог Кентский, поехал в Германию, чтобы жениться на Виктории Саксен-Кобургской, он взял с собой аккредитив к франкфуртским Ротшильдам. После того как у пары родилась дочь Виктория, которая неожиданно стала следующей в очереди престолонаследия, Натан поспешил предложить счастливому отцу финансовые советы и свою личную курьерскую службу. В 1823 г. он также ссудил значительную сумму (400 тысяч гульденов) принцу Лейнингену, сыну герцогини Кентской от первого брака. Сыновья Натана продолжали выступать банкирами герцогини и после смерти герцога, время от времени передавая деньги ее брату, Фердинанду Саксен-Кобургскому.

Однако даже члены английской королевской семьи не были самыми влиятельными клиентами и «друзьями» Ротшильдов в тот период. Многие историки сходятся на том, что в тот период европейскую политику в большей мере определяла не Великобритания, а Австрия. Как мы видели, человеком, который делал австрийскую политику в 1809–1848 гг., был Меттерних; и он также хранил деньги в банке Ротшильдов. Более того, отношения, связавшие Меттерниха и Соломона Ротшильда, можно считать в некотором смысле прототипом отношений, которые позже связали Бисмарка и Бляйх-рёдера, помощника Ротшильдов в Берлине, — за исключением того, что Меттерних и эмоционально, и интеллектуально относился к своему банкиру гораздо теплее, чем Бисмарк.