Вагиф Гусейнов - От Ельцина к...?: Хроника тайной борьбы. Книга 1

Чеченский узел.Важнейшим фактором, влиявшим на расстановку политических сил, продолжала оставаться чеченская проблема. Взятие Грозного обозначило конец первого, наиболее «шокового» этапа конфликта. К моменту его завершения четко выявились позиции ведущих социальных и политических групп, определилась реакция общественного мнения. Дальнейший ход событий в целом становился предсказуемым: ни «решительное поражение», ни «решительная победа» России в чеченской войне не представлялись возможными. Полномасштабные переговоры (а не договоренности о перемирии) с режимом Дудаева были бы явно беспредметными, скорее всего они могли выйти в затяжную фазу с фрагментами вспышек военных действий, проведения террористических актов, актов гражданского неповиновения и т. д.

Единственно реальным можно было считать сценарий, при котором чеченская война приобретала затяжной, тлеющий характер. При оптимальном для Москвы варианте постепенно удалось бы «чеченизировать» конфликт, свести его военную составляющую к возведению опорных баз, охране наиболее важных объектов и коммуникаций. Предпосылки такого варианта — в налаживании внутричеченского диалога на местном уровне, расколе лагеря сторонников Дудаева, легитимизации альтернативной ему власти, которая в перспективе могла бы взять на себя организацию выборов и установление приемлемых для Москвы форм отношения Чечни с Российской Федерацией.

Трагические события в городе Буденовске внесли существенные коррективы в развитие событий. Во-первых, вынудили российское руководство сесть за стол переговоров с представителями Д. Дудаева, тем самым де-факто признать легитимность его режима. Во-вторых, основательно встряхнули вершину государственной власти, еще более обнажили ее просчеты при решении сложных проблем в области межнациональных отношений, продемонстрировали слабость силовых структур и уязвимость государственной системы мер по обеспечению безопасности страны, а также укрепили сомнения в способности властей эффективно противодействовать преступным посягательствам на жизнь и здоровье граждан России. Все это основательно било прежде всего по авторитету Б. Ельцина.

Дорогостоящая военная кампания в Чечне в конечном итоге не дала обещанных народу результатов. Более того, следствием эффективных террористических акций боевиков Д. Дудаева мог быть возврат к исходной (до начала боевых действий) политической ситуации в этом регионе. Всем было очевидно: чем бы ни завершился переговорный процесс по разрешению кризиса, Чечня будет являться постоянным фоновым раздражителем, осложняющим ситуацию в России.

Экономика.Большинство экспертов сходилось во мнении, что российская экономика уже близка ко «дну» кризиса. В то же время инфляция в 1995–1996 годах вновь стала двузначной. Очевидно, что если даже правительство удержит свою макроэкономическую линию, существенно сбить темпы инфляции не удастся. Но и это достаточно проблематично, учитывая последствия чеченского кризиса, возраставшее давление лоббистов и азарт популистских решений, в который входили политики в преддверии президентских выборов.

В этих условиях максимализировалась вероятность популистской игры, срывавшей планы президента и правительства. Подобные решения не столько поднимали популярность самих парламентариев в глазах населения, сколько окончательно добивали доверие к президенту. Именно таким косвенным путем они надеялись увеличить собственные шансы на предстояв-их выборах.

Внешняя политика.Положительным моментом, вписывавшимся в логику «демократического» сценария, была внешняя политика. Общая заинтересованность в сохранении добрых отношений с Западом (не сводимая к вопросу о кредитах МВФ) побудила Москву ослабить элементы антизападной риторики, сдержанно реагировать на критику по поводу чеченских событий, на откладывания приема России в Совет Европы.

Региональные элиты.За прошедшие два года региональная элита стала более самостоятельной, иерархизировалась, почувствовала большую уверенность. Однако в скрытой борьбе с центром она не шла дальше того, чтобы подчеркнуть свою дистанцированность от него, расширить свои властные полномочия, сыграть на струнах местнического патриотизма. Сепаратистские мотивы отсутствовали. По-видимому, радикальных изменений в государственном устройстве страны никто из региональных лидеров сейчас не хочет. В этом смысле ситуация вокруг Чечни выявила их заинтересованность в сохранении Федерации.

Усилился страх региональных лидеров перед президентом и в то же время дал дополнительные стимулы к поиску его преемника. Вырисовываются параметры требований к кандидату, приемлемому для региональных элит: номенклатурная укорененность (как Ельцин), предсказуемость (отсутствие которой — главный недостаток Ельцина).

Состояние массового сознания.На старте президентской избирательной кампании массовое сознание находилось в ином, чем перед парламентскими выборами 1993 и 1995 годов, состоянии.

После мощнейшего лавинообразного процесса декоммунизации массового сознания в годы горбачевской перестройки, который был использован Б. Ельциным и демократами на президентских выборах 1991 года, уже в 1993 году появились явные признаки идеологического отката, представлявшего собой реакцию на очень высокие темпы социальных перемен, неопределенность будущего и потерю социальных статусов и самоидентификации. В тот момент общество оказалось фактически расколото на сторонников «партии движения» и «партии прошлого» — доли тех, кто желал вернуться в доперестроечное время, и тех, кто желал жить в настоящем, приблизительно сравнялись. Так, в октябре 1993 года треть населения предпочитали рыночную систему плановой (в феврале 1992 года — 52 процента) и столько же — планирование рынка (в феврале 1992 года — 27 процентов).

Осью, организующей политическое пространство, оставалось отношение к президенту. Ельцин был «полюсом притяжения» реформаторских сил, так что в избирательной кампании 1993 года сохранилась биполярная логика — «партия президента» против остатков «партии Верховного Совета». Это обстоятельство плюс проведение в те же сроки референдума по Конституции и выборов в Совет Федерации обеспечили относительно высокую мобилизацию избирателей.

В 1996 году в обществе шло два параллельных процесса. В поведенческом плане продолжалась индивидуальная адаптация к новому обществу, «разгосударствление» личной жизни и становление «приватного» человека. Этот социально-психологический сдвиг привел к дерадикализации общества, росту аполитичности и негативного отношения к власти. В то же время все заметнее становился «ностальгический синдром». В сентябре 1994 года всего 22 процента опрошенных утверждали, что жить стало лучше, чем до перестройки, а 58 процентов были недовольны настоящим. В декабре того же года сторонники планирования превышали «рыночников» в соотношении 41:26. 70 процентов опрошенных сожалели о распаде СССР, причем 40 процентов определяли себя как сторонники восстановления Советского Союза. До 60 процентов населения были убеждены в том, что свобода и демократия принесли с собой утрату порядка, а сторонники порядка побеждали демократов в соотношении 76:9. Приведенные данные опубликованы в сборнике ВЦИОМ «Экономические и социальные перемены», 1995 год, № 1, с. 23–24.