Леонид Млечин - Формула власти. От Ельцина к Путину

Дежурный милиционер на допросе показал:

«28 сентября в 23 часа 15 мин. совместно с сержантом милиции Макеевым я находился на проходной госдач Успенское. Вовнутрь помещения со стороны улицы зашел народный депутат Ельцин Б.Н., одетый в костюм темного цвета, светлую рубашку. Одежда была совершенно мокрая, с нее капала вода. Мы помогли ему снять пиджак, ботинки, напоили горячим чаем. Он выпил чашки 3–4.

На вопрос, что с ним случилось, т. Ельцин рассказал следующее. После выступления в Москве в ДК «Высотник» в Раменках он на служебный машине приехал на дачу номер 38 в гости. Машину отпустил на перекрестке Рублевского шоссе и 1-го Успенского шоссе. Поздоровался с инспектором 7-го ГАИ и пешком направился в сторону дачного поселка. Сзади неожиданно подъехала какая-то машина, неизвестные силой усадили его в салон, натянули на голову какой-то предмет, а затем куда-то повезли и выбросили в воду с моста в Москву-реку.

По его словам, он несколько раз отталкивался от дна, прежде чем выбрался на берег. Отлежавшись около часа на берегу, т. Ельцин добрался до проходной. Он попросил позвонить на дачу номер 38. На первый звонок ответила женщина и сказала, что ошиблись номером. Второй звонок остался без ответа».

На даче номер 38 той ночью хозяева отсутствовали. Там находилась только сестра-хозяйка, которую потом допросили как свидетельницу. Она рассказала, что рано легла спать, дверь была тщательно заперта и никто к ней не стучался.

Вывод криминалистов:

«Ельцин не мог быть сброшен в воду (по характеру местности и конструкции близлежащих мостов), так как в этом случае, по мнению специалистов, он получил бы серьезную травму, а на его одежде должны были остаться следы водной растительности, илистых образований, которые, по показаниям свидетелей, отсутствовали».

16 октября после обеда Горбачев проводил заседание президиума Верховного Совета СССР. Он пригласил министра внутренних дел Бакатина и попросил доложить о результатах расследования.

Бакатин сказал, что было устное заявление Бориса Николаевича Ельцина представителям милиции о покушении:

— Но никто — ни его водитель, ни пост ГАИ, мимо которого якобы шел Борис Николаевич, ни фактическая обстановка (высота моста около пятнадцати метров), ни время происшествия — его версию не подтверждает.

Борис Николаевич как член президиума Верховного Совета участвовал в заседании. Его попросили объясниться. По словам присутствовавших, мрачный Ельцин «говорил коротко, сбивчиво. Это была шутка. Мало ли что бывает. Это моя частная жизнь. Но попытки угроз и шантажа в мой адрес были…».

На вопросы членов президиума отвечать отказался.

В четыре часа открылось совместное заседание палат Верховного Совета СССР.

Горбачев сказал, что по Москве распространяются слухи о якобы имевшем место покушении на Ельцина, этот вопрос уже разбирал президиум Верховного Совета и решил ничего от депутатов не скрывать. И Михаил Сергеевич опять предоставил слово Бакатину, который повторил все заново, только с большим количеством деталей.

В окружении Ельцина были весьма раздосадованы выступлением Бакатина, которого просили закрыть расследование.

Лев Суханов вспоминал: «Да, к сожалению, слова он не сдержал и на сессии о «факте покушения» рассказал в своей интерпретации. Вы, наверное, помните, как у него тогда дрожали руки и голос, и вообще министр чувствовал себя весьма неуверенно. Конечно же ему было неловко выходить на трибуну и говорить вещи, которые ему не свойственны. Кстати, Борис Николаевич не изменил к Бакатину своего отношения и до сих пор воспринимает его как порядочного человека…»

Ельцин опять сказал всего несколько слов:

— Претензий к министерству внутренних дел у меня нет. Никакого нападения не было. Никаких заявлений я не делал. Это мое частное дело.

Выслушав Бориса Николаевича, Горбачев с непроницаемым лицом заключил:

— Принять к сведению, что никакого покушения не было. Пошутил. Все.

Михаил Сергеевич явно был доволен исходом этой истории. Его соперник оказался в дурацком положении.

Верный соратник Ельцина Виктор Ярошенко, депутат, а затем министр в первом ельцинском правительстве, с сожалением пишет:

«Я отчетливо помню те тяжелые дни, связанные с «расследованием» в Верховном Совете СССР по инициативе Горбачева вынужденного купания Ельцина в Москва-реке.

Многие депутаты тогда отвернулись от Ельцина, и я видел, что он остро это переживает. Раньше во время перерывов между заседаниями Верховного Совета его обступали со всех сторон депутаты, каждый старался поздороваться, пожать руку, обсудить наболевшие вопросы…

«Если бы не Наина и дочери, не знаю, как бы со всем справился, — вспоминал Борис Николаевич. — Мои «коллеги» только и ждут момента ударить сзади посильней, чтобы упал и никогда не смог подняться».

Но, против ожиданий Горбачева и опасений Ярошенко, в глазах широкой публики «мокрое дело» Борису Николаевичу нисколько не повредило. Такие были настроения: что бы ни делал Ельцин, все шло ему в плюс.

Егор Гайдар пишет, что Ельцин взял на вооружение энергичный социальный популизм и борьбу против привилегий партийной и государственной элиты:

«Призыв взять все и поделить, который в свое время в полной мере использовали большевики в борьбе за власть, оказался на этот раз обращенным против них самих.

Ельцин, ездивший в трамвае и пошедший в обычную районную поликлинику, буквально взмыл на гребне народной симпатии, после чего мог себе позволить и неудачные выступления в Америке, и загадочные падения в реку. Ничто не могло остановить роста его популярности, а все накладки молва относила на счет «заговора» элиты против народного заступника».

Сторонники Ельцина уверенно говорили о травле, а Борис Николаевич сделал заявление для прессы:

«16 октября 1989 года на сессии Верховного Совета СССР под председательством М.С. Горбачева был обнародован инцидент, затрагивающий мои честь и достоинство.

Против моей воли к разбору данного вопроса был привлечен министр внутренних дел товарищ Бакатин, который, смешивая ложь с правдой, не имел морального права способствовать распространению слухов, порочащих меня в глазах общественности. Более того, товарищ Бакатин ранее заверил, что никакого расследования, а также оглашения информации, касающейся лично меня, проводиться не будет.

Новый политический фарс, разыгранный М.С. Горбачевым на сессии Верховного Совета и раздуваемый официальной прессой как событие первой величины в стране, объясняется, конечно, не заботой о моем здоровье и безопасности, не стремлением успокоить избирателей, а новой попыткой подорвать здоровье, вывести меня из сферы политической борьбы.