Александр Анушкин - Рассказы о старых книгах [Поиски, находки, загадки]

Из Острога Федоров возвращается во Львов. Много было у него творческих планов и замыслов, но осуществить их не удалось. 5 декабря 1583 г. Иван Федоров — «печатник з Москвы» — скончался. Похоронен он во Львовском Онуфриевском монастыре.

Какова же судьба наследия Ивана Федорова?

Основное, конечно, в том, что по почину Федорова книгопечатание росло и ширилось по всей стране. Федоровские традиции сохранялись и развивались. На Украине вслед за львовской и острожской создаются типографии: в 1601 г. — в Дермани на Волыни, в 1603 г. — в Стрятине, в 1616 г. — в Киеве, в 1646 г. — в Чернигове…

Учебники Федорова — львовский и острожский — послужили прототипом для последующих изданий букварей в Остроге и Вильнюсе в 1580-х и 1590-х гг. Экземпляры таких букварей обнаружены в Королевской библиотеке в Копенгагене (Дания), в библиотеке Оксфордского университета (Англия), в Ленинградской Публичной библиотеке. Не только по содержанию эти учебники схожи с федоровскими, но и по техническому выполнению — по шрифту, орнаменту.

Не случаен и тот факт, что «Грамматика», изданная в 1586 г. вильнюсской типографией Мамоничей, готовилась в Остроге, возможно, еще во время пребывания там Федорова. Книга эта сейчас — одна из редчайших. Сохранилось всего два экземпляра и то с большими дефектами: один — в Ленинградской Публичной библиотеке, второй — в Центральном государственном архиве древних актов (Москва).

В ленинградском экземпляре существует послесловие, свидетельствующее об острожском происхождении этого учебника.

Издание учебников продолжало развиваться. В 1591 г, Львовское братство выпускает греко-славянскую грамматику, посвящая ее «многоименитому Российскому роду», в 1596 г. Вильнюсское братство издает целых три учебных пособия: «Азбуку», «Грамматику» и «Лексис» (словарь), подготовленные Лаврентием Зизанием. Потом следуют три издания «Грамматик» (букварей — А. А .) 1618–1621 гг. в Вильнюсе же и, наконец, «Грамматика» Мелетия Смотрицкого — 1619 г. — в Евье, от которой можно проследить связь с «Грамматикой» Михаила Ломоносова 1755 г.

Любопытна судьба и федоровского орнамента. После кончины своего создателя он продолжал жить в книгах XVI, XVII и даже XVIII столетий. Необычно интересен путь фронтисписа, которым оформлен московский первопечатный «Апостол». Рама фронтисписа, изображающая триумфальную арку весьма искусно вырезанную на дереве, как и другие детали книжных украшений, воспроизводилась Федоровым в его изданиях. Этой рамой оформлены львовский «Апостол» 1574 г., а затем — острожская «Библия» 1580–1581 гг. Раму московского фронтисписа я неоднократно встречал и в вильнюсских изданиях. Но здесь использовалось не подлинное произведение Федорова, а его копия, умело выполненная, возможно, Петром Мстиславцем и его вильнюсскими учениками или львовским учеником Федорова — Гринем Ивановичем, приезжавшим в Вильнюс для выполнения заказов типографов Мамоничей. Отличие копии от оригинала в том, что в ней, помимо среза нижних выступов колонн, как во львовском и острожском изданиях, убран также наружный виток листа, расположенного внизу, у основания правой колонны. Местные мастера, очевидно, решили в данном случае «исправить» оригинал, в котором была допущена частичная асимметрия — у листа слева наружный виток отсутствовал, а у листа справа был. Во всем остальном московский рисунок воспроизведен совершенно точно.

Копией федоровской рамы Мамоничи оформили два своих издания «Апостола» 1590 и 1591 гг. и «Евангелие толковое» 1595 г.

Рама московского фронтисписа появлялась на изданиях то одной, то другой вильнюсской типографии. В 1597–1605 гг. при издании «Постиллы» («Евангелия недельного») Григория с Жарновца, напечатанной на польском языке в друкарне Яна Карцана, она использована дважды: при оформлении основного титульного листа и титула второй части книги. Экземпляр этого издания хранится в Библиотеке Академии наук УССР во Львове. В 1599 г. в Вильнюсе вышла «Постилла» на литовском языке в переводе родоначальника литовского литературного языка Микалоюса Даукши. И книга предстала перед читателями с титулом в том же оформлении, что и первопечатные московская и Львовская книги. После «Реестра» (оглавления — А. А .) заверстана концовка из Львовского «Апостола». Еще раз я встретился с рамой московского «Апостола» в «Постилле литовской», напечатанной на литовском языке в 1600 г. местными протестантами в типографии Якуба Моркунаса.

Случайно ли, спрашивал я себя, появились все эти детали федоровского оформления в литовских книгах? Случайно могла появиться одна какая-то деталь, а не целая группа компонентов оформления, взятых из московских, львовских и острожских изданий.

Вильнюсские авторы и полиграфисты внимательно следили за московскими и украинскими изданиями, пользовались федоровским арсеналом книжных украшений, воспринимали опыт и традиции первопечатника. Что касается львовских изданий, то, по наблюдениям А. С. Зерновой, федоровский орнамент присутствует в них до конца XVIII в.

Всякая новая находка, раскрытая тайна побуждали меня продолжить поиски. Отдельные неудачи, встречавшиеся трудности уже не могли остановить меня. Узнав, что в той или иной библиотеке имеется интересовавшее меня издание, я уже стремился туда. Служебная командировка в Киев использовалась и для занятий в отделе редкой книги Публичной библиотеки УССР, для ознакомления с книжными сокровищами Киево-Печерской лавры. Тем более, что служебные занятия происходили днем, а вечерние часы были в моем распоряжении. Поездка в Одесский санаторий — также хороший случай для занятий в Научной библиотеке им. А. М. Горького. В этой библиотеке, кстати сказать, я получил истинное наслаждение, любуясь коллекцией уникальных гравюр-инициалов, которыми оформлен «Часослов», напечатанный Леоном Мамоничем в 1617 г.

В Одессе же прочел в оригинале стихотворный «Лямент» («Плач») по поводу кончины известного борца против унии Леонтия Карповича. Книга эта отпечатана кириллицей в типографии Вильнюсского братства в 1620 г. Она дошла до наших дней лишь в одном экземпляре. «Лямент», видимо, — плод коллективного творчества студентов и преподавателей братской школы. С большой теплотой повествуют они о Карповиче, его деятельной жизни, мужестве и стойкости в борьбе за свободу и справедливость, о жадности к науке, «которую в мысли, в душу и сердце клал во дни и в ночи». Сказано и о том, как «была солодка и смачна манна его науки», как Карпович, являясь, по существу, руководителем братства, заботился о людях: «знал час, меру, особу», кому и в чем надо помочь. По традиции в «Ляменте» использованы образы античной мифологии: сестрам-богиням Клото, Лахесис, Антропос бросается упрек в том, что они безвременно порвали «клубок веку живота» Карповича.