Сергей Кисин - Ростов-папа. История преступности Юга России

Городской голова Ростова Аполлон Кривошеин в 70-х годах XIX века писал: «Евреи составляют весьма незначительную часть населения. Это преимущественно ремесленники и торговцы, оптовые складчики и заводчики, врачи, аптекари, маклеры, посредники, кабатчики. Еврейская торговля хлебом незначительна (главная — у греков и армян). Евреи не влияют вредно на экономическое положение, а часто приносят пользу, имея непосредственные отношения с заграничными торговыми домами и довольствуясь скромными барышами. Поэтому они являются явными конкурентами крупных фирм».

Будущий первый президент Израиля Хаим Вейцман, посетив весной 1903 года Ростов (его жена Вера была дочерью ростовского купца Исая Хацмана), заметил: «Чем дальше от черты оседлости, тем лучше отношения между евреями и неевреями. В Ростове, например, еврейские и русские врачи и адвокаты общались между собой очень тесно и живо».

«Чем дальше» — это дальше от Одессы, где обостренная конкуренция издавна накаляла страсти. В Одессе при столь значительном скоплении семитского населения многие евреи влачили жалкое существование и даже занимались совершенно несвойственным им трудом: работали мусорщиками, биндюжниками, драгилями-извозчиками, грузчиками в порту.

В более спокойном Ростове подобные случаи были крайне редки. К примеру, отец «короля провокаторов», главы Боевой организации эсеров Евно Азефа благообразный Фишель, кроме семерых детей, имел даже собственную портняжную деревянную будку-флигель на престижной Пушкинской. Старожилы рассказывали, что еще в 50-х годах XX века на улице стояла перекошенная халабуда с поперечной вывеской «Портной АЗЕФЪ». При этом все дети получили образование, а сам Евно, будущий сотрясатель покоя августейшей семьи и Корпуса жандармов империи, после гимназии даже учился в политехникуме в германском Карлсруэ.

Собственно, и еврейские кварталы располагались компактно, в престижном купеческом центре Ростова, что само по себе свидетельствует о вполне устойчивом статусе диаспоры в целом.

Кроме того, в Ростове были достаточно сильны позиции германских (производство продуктов потребления), греческих (судоходство, торговля, табачный бизнес) и армянских (мануфактура, галантерея, сельхозпродукция, недвижимость) коммерсантов.

С изменением экономических условий в Ростове второй половины XIX века, с промышленным подъемом и резкой активизацией коммерческой деятельности портовый Ростов меняет ритм жизни, начиная догонять портовую Одессу.

В Области войска Донского начали работать крупные угольные рудники, что подстегнуло прокладывание сюда железной дороги. И как следствие — запуск ряда мощных металлургических предприятий для изготовления железнодорожных рельсов, котлов, паровозов, сельхозмашин и других товаров, которые вывозились через Ростовский порт.

А это, в свою очередь, поставило вопрос о необходимости привлечения в портовый город финансового капитала, большого числа технического персонала и в еще большей степени — рабочего. И без того хорошо развитое коммерческое начало Ростова просто зафонтанировало.

Посетивший город харьковский репортер писал: «Когда свежий человек попадает в Ростов-на-Дону, энергическая физиономия вечно занятого, всегда куда-то спешащего ростовского жителя сейчас бросается ему в глаза. Тихой с «размерцом», плавной и покачивающейся походки, как у нас, — вы тут не заметите. Даже дамы и те двигаются по ростовским панелям быстро и порывисто, точно им тоже некогда».

В то же время этот неудержимый коммерческий ритм, в отличие от тех же Одессы с Таганрогом, не сумел породить творческий и культурный бум. Ростовчане были слишком заняты наверстыванием финансовой состоятельности по сравнению с конкурентами, поэтому вопросы просвещения и тяги к прекрасному остались в стороне.

Историк XIX века Григорий Чалхушьян свидетельствовал, что «портовый город Ростов имеет особенную черту, прирожденную всякому портовому городу с преобладающим торговым населением, черту, резко бьющую в глаза и делающую ростовца именно не похожим на русского… Вне торговли его трудно себе представить, оттого здесь и нет интеллигенции, нет общества и все граждане разделяются на два класса: богатых и бедных, таким образом, интеллигенцию заменяет денежная аристократия».

Впрочем, посетивший в 1840 году город французский консул, путешественник и ученый Ксавье Оммер де Гель считал иначе: «…общество в Ростове несравненно приятнее, чем в большинстве губернских городов… Здесь полное смешение народностей, вкусов, понятий, и каждый устраивается великолепно».

Каждый устраивался как мог, оттого вкусы и взгляды у «интуристов» оказывались разными.

«Богатый город, кипучий, деятельный, но без общества, — уверял тогдашний ростовский репортер. — Верите, тут погрязнем окончательно в уйме гешефтов и торговых операций. Везде это купить-продать, продать-купить, но человека, способного отвлечься хотя на миг от этого стоном стоящего в воздухе лозунга, вы почти не найдете… О Ростове, не преувеличивая, можно сказать, что он весь торгует. Как порт он привлек к себе и теперь привлекает исключительно коммерческий люд…»

Еще в 1866 году экономист и историк, «Геродот Новороссийского края» Аполлон Скальковский написал: «Ростов, подобно Одессе, как рынок международной деятельности, вырос и возмужал посредством своей богатой внутренней и внешней торговли. Но как город, как живая муниципия (община) он, в противность Одессе, имел почти вековое, весьма трудное младенчество. И если он преодолел все препятствия, природою и людьми ему поставляемые, если, несмотря на полное почти забвение о нем в течение полстолетия (1776–1826 годы) даже его естественным руководством, главными начальниками Новороссии, то он обязан этим своим собственным силам, заимствованным из своего собственного общества. Это общество с первых дней существования города поняло и чрезвычайно выгодное свое географическое положение, и те несметные сокровища, которыми обладает Русская земля от устоев Дона до вершин Волги — царицы Русских рек».

Писательница Мариэтта Шагинян (жительница Нахичевани-на-Дону, вечного конкурента Ростова, считавшего себя интеллигентным в пику торгашам, в своем романе «Перемена» (1923 год) называла соседний Ростов «городом, построенным спекулянтами для спекуляций».

Интересную особенность подметил один столичный визитер позапрошлого века: «Ростов очень оживленный и веселый город с заметно развитою уличною жизнью. Последняя меня положительно поразила, привыкшего к отсутствию ее в других русских городах. Выйдете вечером на ростовские улицы, и вы услышите шум, смех, разговоры, музыку, крики, и вас так и охватит эта волна развитой общественной жизни, вы поймете, что этот город, после дневной кипучей деятельности, теперь отдыхает и живет в то же время полною жизнью, а не дремлет и не храпит во все завитки широкого великороссийского носа… И может быть, этой привычкой к уличной жизни и можно объяснить, отчасти конечно, ту быстроту, с которой здесь вспыхивают и распространяются всякие уличные беспорядки, доходящие по временам до крупных погромов».