Василий Колташов - Капитализм кризисов и революций: как сменяются формационные эпохи, рождаются длинные волны, умирают реставрации и наступает неомеркантилизм

Новый большой мировой кризис начался в 1929 г. с падения на фондовом рынке США. Президент страны, республиканец Герберт Гувер, сразу пришел на помощь крупному бизнесу, из рядов которого происходил сам. Он усилил протекционизм, но без стимулов для внутреннего потребительского спроса. В результате это лишь ускорило распространение экономического спада в мире, тогда как рост безработицы в США не был остановлен. Для правящих кругов Германии и Японии отрешение от американского рынка означало одно — курс на войну, на самостоятельное решение проблем за счет приобретения внешних ресурсов. Германия теоретически могла пойти и дорогой диктатуры рабочего класса. Компартия была очень сильна; блокировавшись с социал-демократами против партии нацистов, она получила бы шанс на лидерство, и тогда страна шаг за шагом встала бы на советский путь. Иного левого пути в тот момент не было, так как нужно было как-то победить кризис. Сделать это Германия могла, лишь сконцентрировавшись на подготовке к войне (правый план). Не начать войну по этой логике было нельзя, рухнули бы курс марки и экономика. Победить кризис слева — то был путь широкой национализации, планового производства и планового распределения. Блок с СССР смягчал при таком сценарии ситуацию в обеих странах и усиливал давление на капитал в других государствах, где буржуазные круги крайне неохотно шли на социальную поддержку широких масс населения, невероятно страдавших от экономического кризиса.

Как развивались события в реальности, известно. Даже в Италии, где фашистский режим Бенито Муссолини переживал кризис вместе с мировой экономикой, левые не смогли реализовать свой шанс — взять власть в стране. Был ли так же велик этот шанс для левых в начале 1930-х гг.? Франция и Великобритания в ответ на кризис обеспечили протекцию производству в метрополиях и усилили давление на колониальных конкурентов. Только в США с избранием в 1933 г. президентом Франклина Делано Рузвельта произошли принципиальные для мира явного капитализма изменения. По своему историческому значению они не уступают результатам Великой русской революции. В России имела место попытка осуществить диктатуру пролетариата политическим путем. В США была признана их экономическая диктатура. Произошло это под влиянием глубокой депрессии, в силу малого числа колоний и огромных масштабов рабочего класса страны. Потребление с его стороны оказалось столь значимым, что невозможно было выйти из экономического кризиса, игнорируя проблему обнищания массового покупателя. Между тем именно таковой (потому провальной) была политика Гувера. Он использовал войска для разгона выступлений безработных, тогда как, по выражению Рузвельта, стоило послать им кофе и бутерброды, а следом выслушать их представителей. Именно это и было сделано позднее, но с учетом интересов крупного капитала и усиления национального государства.

Кризис 1929—1933 гг. изменил капитализм в его экономическом центре, в США. Но эти изменения полноценно и широко вступили в силу лишь после Второй мировой войны. Капитализм стал государственно-монополистическим. Регулятивная роль правительств резко увеличилась, развитие получила экономическая политика, частью которой стала контрциклическая практика. Однако главным было признание и учет возросшей роли класса наемных работников как покупателей ими же производимой продукции. Экономическая диктатура пролетариата, так Коряковцев охарактеризовал установившиеся отношения. Они не отменяли эксплуатации, но правительства промышленно развитых стран были вынуждены стимулировать потребление. Кейнсианство предложило стимулирование потребительского спроса через стимулирование активности бизнеса, что сгладило специфическую рыночную диктатуры рабочих. Но их вступление в общество потребления было обеспечено. Субъектом перераспределения стало государство, а сторонники его ослабления стали именовать себя либералами. В их числе позднее оказались некоторые видные «революционеры» 1968 г.; они необязательно сошли с внешне левых позиций, как анархист Даниэль Кон-Бендит, но по сути своей левый либерализм был лишь подвидом оппозиции части крупного капитала к государству. Понятие «либерал» обрело новый смысл именно в борьбе с утвердившимся после Второй мировой войны «перераспределительным социализмом» в капитализме [75] Коряковцев А. Лекции в Политехническом. URL : https://www.youtube.com/watch?v=Qf2fC4kTNVA .

В 1929—1933 годах завершилась очередная повышательная волна развития. Кризис оказался продолжительным и глубоким. Но выход из него не был связан с расширением мировой торговли и завоеванием новых колоний. Экстенсивный путь развития был закрыт: свободных, еще не включенных в мировой рынок областей на планете не осталось. Развитие же науки и техники еще не могло обеспечить интенсивного развития на базе новых отраслей, условий производства и регулирования, хотя последнее уже имело место. В итоге разразилась новая война за передел сфер влияния. Так, СССР рассматривался германским фашизмом и его союзниками примерно так, как европейцы смотрели на Африку в 1870—1900 гг. — как на свободное пространство, богатое ресурсами. Разница окончательно прояснилась в мае 1945 г. Индустриализация и коллективизация сельского хозяйства с его постепенным вооружением новой техников сделали советскую экономику одной из мощнейших мире. То были плоды великой модернизационной революции, что дала людям новые возможности, а не только надежду на достижение коммунистического общества.

Экономисты до сих пор ведут спор о том, можно ли считать кризис 1929—1933 гг. законченным в 1933—1934 гг. В большинстве стран в 1937—1939 г. экономические показатели были немногим лучше докризисных. Оживление являлось слабым и достигалось в странах явного капитализма с большим трудом. Только в СССР ситуация была иной. При этом развитие техники всюду шло по намеченным до кризиса направлениям. Приоритетным было военное производство. Именно здесь произошел основной прорыв: в США было создано первое ядерное оружие и были подготовлены условия для мирного использования нового источника энергии. В целом же, учитывая нетипичную для понижательных волн промышленного капитализма большую войну в Европе — части центра мира капитализма, волна 1934—1948 гг. оказалась короче всех прежних и производит впечатление волны-сбоя. Столь же своеобразным получился кризис 1948—1949 гг., обеспечивший начало в мире новой повышательной волны.

С этим кризисом в капитализме менялось слишком многое, и перемены эти были подготовлены своеобразной понижательной волной-сбоем. В кризисе был не только империалистический тип капитализма, но и его отношения с рабочим классом стран центра. Они не могли оставаться прежними по экономическим причинам. Но было сделано все возможное в политическом смысле для того, чтобы сохранить их именно в прежнем виде. Крах этой линии, особенно очевидный в лице ее наиболее полного выразителя — фашизма, принудил верхи наиболее развитых промышленно стран капитализма стать более чувствительными к желаниям трудящихся масс. Сами массы не желали более ничего слышать о внешнем решении социального вопроса, хотя ранее фашизм увлек немалую их часть мечтой о превращении эксплуатируемых в эксплуататоров. Немецкий фельдмаршал Эрих Манштейн так вспоминал о силе этой идеи даже уже после явного перелома в мировой войне: «Что немецкие солдаты не будут прислушиваться к пропаганде комитета «Свободная Германия», было для меня само собой разумеющимся. ...Впрочем, листовки комитета, сброшенные в свое время над черкасским котлом, не достигли своей цели, как и письмо, направленное генералом фон Зейдлитцем находившемуся в котле генералу Либу» [76] Манштейн Э. Утерянные победы. М. : Вече, 2017. .