Василий Колташов - Капитализм кризисов и революций: как сменяются формационные эпохи, рождаются длинные волны, умирают реставрации и наступает неомеркантилизм

Но загадка кризиса была столь трудной не для всех.

Девятого июня 2008 г. в России был представлен аналитический доклад «Кризис глобальной экономики и Россия». Документ был подготовлен нашей командой в сжатые сроки — надвигалось большое биржевое падение, а темой доклада был еще только начинающийся мировой экономический кризис. Доклад был опубликован на русском и английском языках. Он вызвал немалый интерес, поскольку содержал как прогноз развития кризиса (включая его первую острую фазу), так и анализ его причин [4] Доклад Института глобализации и социальных движений (ИГСО) «Кризис глобальной экономики и Россия». URL : http://igso.ru/world_crisis_and_russia/ . Однако как бы за скобками этой работы осталось исследование всевозможных предтеч глобального кризиса второго десятилетия XXI в. — кризисов прошлого.

Кризис, начатый 2008 г., вызвал бурную дискуссию. Один из поставленных ею вопросов гласил: не является ли столь продолжительный и острый кризис точкой в истории капитализма? Не заканчивается ли с ним время господство капитала? Но не наступит ли вслед за крахом этой системы не социализм, а примитивное общество — постиндустриальный феодализм? Спекуляции различных «ученых» на эту тему продолжают будоражить умы миллионов людей. Вера в подобное развитие событий тем более логична, что марксистская наука с ее верой в светлое будущее, казалось, была посрамлена в XX столетии: вместо коммунизма советский «развитой социализм» пришел к катастрофе. В то же время мыслители либерального толка приучили мир к вере в рынок, который ничего так и не смог сам отрегулировать в 2008—2019 гг.

В современном обществе была также посеяна вера в безграничную вариативность истории. Постмодернизм внушал людям возможность всего. Сторонники цивилизационного подхода старались доказать, что все в истории обстоит именно так. По их мнению, кризисы уничтожали цивилизации, тем самым давая дорогу построенным на иных принципах цивилизациям, порой очень жестоким и малокультурным. С этой точки зрения дикость легко сменяла прогресс. Даже приверженцы теории длинного циклического развития капитализма Николая Кондратьева и сторонники идеи постиндустриального общества, не говоря уже о фанатиках глобализации и «свободной торговли» (якобы единственной дороги прогресса), не были способны внушить людям уверенность в лучшем будущем.

Повышение налогов на доходы и имущество трудящихся, рост долгов домохозяйств, девальвации и сокращение правительствами социальных расходов (с ними исчезали трудовые и социальные права) — таков набор постоянно поступавших в 2008—2019 гг. новостей. Периодические декларации властей различных стран об окончании кризиса ничего не меняли. Кризис оставался. Он осознавался миллионами людей, которые хотели бы найти из него выход. Их старались успокоить самоуверенной фразой «Все кризисы проходят», тогда как вопрос состоял в том, как и когда, а вернее, в силу чего они преодолеваются.

Какими бывают кризисы? Каким является современный кризис? Как мы пришли к нему и куда он нас поведет? Какова цикличность кризисов? Как связаны они со сменой формационных эпох, в которых пытался разобраться Карл Маркс? Как вообще следует выделять фазы развития человечества и почему? Для этого необходимо конкретно ответить на вопрос о том, как закончились рабовладельческая и феодальная формационные эпохи. Что еще следует рассмотреть, это каков был процесс рождения промышленного капитализма. Какие кризисы и в какой цикличности он породил, что дает нам понимание их логики? На эти вопросы можно дать ответ, пусть еще и не являющийся полным, но позволяющий лучше понять роль экономических кризисов в истории и сегодняшней жизни.

Готовя первое аналитическое исследование современного кризиса, автор книги проанализировал большинство кризисов эпохи промышленного капитализма. Однако работа началась с едва ли не первого известного крупномасштабного кризиса рыночного хозяйства — кризиса III в. Он до основания потряс экономику Римской империи, хотя историки больше обращают внимание на его политические проявления. Важность этого кризиса для современного анализа состоит в том, что римская рабовладельческая экономика являлась во многом моделью капитализма — экономики, основанной уже на свободном труде. Но это не все. Кризис III в. перевернул страницу истории, он завершил рабовладельческую формационную эпоху в Европе. Чуть ранее (в конце II столетия) подобные процессы можно увидеть в Китае. Однако именно в Римской империи рабовладельческий строй достиг вершины развития, показал максимум своих возможностей. Такой же вершины достиг к XIV в. европейский феодализм. Созданная им сложная система отношений и распределения функций между разными группами населения, возможно, казалась современникам почти совершенной. Но кризис XIV в. навсегда изменил Европу. В век этого особого экономического кризиса был рожден торговый капитализм.

С торжеством торгового капитализма мир познал первые модернизационные революции. В советской науке вслед за классиками марксизма их именовали буржуазными и буржуазно-демократическими, отделяя от «первой социалистической революции». Этим революциям приписывалась великая роль смены формаций. Но изменяли ли они их? Опыт реставрации частной собственности в России и накопленные за ХХ в. сведения вскрывают противоречия этого упрощенного видения, основанного на превращенных в камень мыслях Маркса, часто высказанных им самому себе в черновиках, но не скрытых от потомков. Для Маркса в вопросе о смене общественно-экономических моделей развития не все было ясно, он пытался разобраться. Особенно терзали его вопросы в конце жизни, когда экономический кризис 1873—1880 гг., казалось бы, создавал ощущение, что перед нами «капитализм в состоянии кризиса, который окончится только уничтожением капитализма». Отвечая русской марксистке Вере Засулич на письмо в марте 1881 г., Маркс написал четыре наброска. Он явно подыскивал слова, отражающие реальность наилучшим, а не наиболее философски красочным образом. Но говорит ли он в письме Засулич о современном ему и наблюдаемом в тот момент экономическом бедствии или о некоем общем кризисе капитализма? [5] Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 19. М., 1961. С. 250—251.

Маркс желал наступления нового общества. Однако он переоценивал роль уже завершавшегося в тот момент экономического кризиса. Вместо конца капитализма кризис принес монополистический капитализм и колониальную экспансию, позволившую спустя некоторое время говорить об империализме.

Вот как Маркс формулирует свою мысль в набросках к ответу Засулич: «Лучшим доказательством того, что такое развитие «сельской общины» соответствует направлению исторического процесса нашего времени, служит роковой кризис, претерпеваемый капиталистическим производством в европейских и американских странах, в которых оно наиболее развилось, — кризис, который кончится уничтожением капитализма и возвращением современного общества к высшей форме наиболее архаического типа — к коллективному производству и коллективному присвоению». В отосланном Засулич письме Маркс остался сдержанным в оценках [6] Там же. . Ответ для него был не так важен, как собственные размышления, которые позднее так легко были залиты в узкие формы общественно-экономических формаций и искажены в концепции социальных революций, совершаемых как революции угнетенных классов во имя новых отношений. Маркс долго думал над ответом. В итоге он исключил из него весь оптимизм по поводу якобы грядущего конца капитализма. Он сделал это в силу сомнений.