Василий Колташов - Капитализм кризисов и революций: как сменяются формационные эпохи, рождаются длинные волны, умирают реставрации и наступает неомеркантилизм

В первой половине XX в. вера в рабочий класс как могильщика будто бы старого и дряхлого капитализма выглядела органичной. Вера в приближающийся конец капитализма привела к отторжению левыми теории циклов Николая Кондратьева. Она была неудобна сторонникам перманентной революции, поскольку позволяла видеть будущее у капитализма. Она не подходила для строительства социализма в одной отдельно взятой стране, так как ставила «социализм» в один ряд с капитализмом, который не загнивал, а развивался в некой большой цикличности. Диагноз же капитализму ставился один: скорая гибель по причине внутреннего антагонизма. На деле же в эту эпоху промышленный капитализм лишь вошел в свою бурную молодость. Юношеский рост его прекратился к моменту кризиса 1899—1904(7) гг. Повышательная волна 1950—1960-х гг. и понижательная 1980—2000-х гг. обеспечили переход к капитализму более зрелому. В эту эпоху произошло обуржуазивание рабочего класса, впервые ощутившего себя органичной частью капитализма. Несмотря на неравномерный характер распределения буржуазности и возможностей для рабочего класса, как отмечали Коряковцев и Вискунов, факт победы над буржуазией оставался неизменным. Ей пришлось признать экономическую диктатуру пролетариата и, не отменяя эксплуатации, в ряде случаев столь же суровой, как в Англии первой половины XIX в., находить обходные пути. Таким обходным путем была глобализация с характерным переносом индустрии в слаборазвитые части мира при сохранении прежних основных центров потребления в старых промышленных странах.

Перемены принес 2008 г. Новый большой экономический кризис поставил вопрос о зрелом поведении ряда модернизированных за XX в. государств. Открылось и нездоровье старых центров капитализма. Однако, помимо расширения общего ядра мировой системы через конфликт старых и новых центров, необходимым стало национальное возрождение в России и Китае, что было связано с логикой великих модернизационных революций. Роль наций в капиталистическом развитии была недооценена марксизмом, подчеркивавшим более классовые противоречия. Образование наций и их развитие в первой четверти XXI в. было еще не решенной практической задачей. Разделение континентов на множество государств не мешало экономическому развитию в эпоху неолиберализма, но может оказаться для многих стран серьезной помехой в условиях нового повышательного периода. Это поставит вопрос об интеграции или реинтеграции. За новыми рынками могут последовать новые нации.

В России в годы второй волны глобального кризиса вполне выделились две обобщенных общественных партии: национальная и неолиберальная. Последняя направлена против усиления регулирующей роли государства, роста его силы и влияния, а также значения национального рынка. Эта сила отстаивает интересы международного финансового капитала и стремится убедить общество в возможности экономического развития на основе примирения с такими его агентами, как США и ЕС. Партия эта имеет своих представителей как во власти, так и в оппозиции. Аналогичным образом разделена другая общественная партия, в которой можно выделить право-консервативную, провластно-бюрократическую, левую и иные тенденции. При этом общественная повестка дня имеет тенденцию смещения влево, что со временем приведет общество к пониманию ценности социальной республики. Борьба за нее, а затем борьба в ее рамках и будет изменять общество, подготовляя его к новым социальным отношениям и мобилизуя его в борьбе за расширение прав и свобод, а с ними и новых возможностей для каждого гражданина. Однако на момент 2019—2020 гг. все еще актуальной оставалась задача разгрома неолиберальной партии.

Левый максимализм апеллирует к традиции рабочей борьбы XX в. Но общество все время отвергает радикальные подчеркнуто антибуржуазные силы, поскольку оно решает задачи в рамках капиталистической реальности. Миллионы трудящихся стремятся к обуржуазиванию в том смысле, что они хотят улучшения своего материального и социального положения в рамках рыночного национального хозяйства. Они воспринимают уничтожение рынка и частной собственности как угрозу возврата к радикальным формам отношений революционного переворота, тогда как весь смысл принятия массами реставрации состоял в том, чтобы воспользоваться плодами модернизационной революции. При этом массы еще не готовы понять, что суть коммунизма не в уничтожении буржуазии, а в уничтожении труда как отчужденной и лишь экономически мотивированной при капитализме деятельности. Лишь вплотную приблизившись к возможному массовому уничтожению труда, общество сможет поставить вопрос о преодолении частной собственности на средства производства, что не означает отмены личной собственности на средства производства вне рыночных отношений. Сама новая формационная эпоха не отвергнет собственность, но уничтожит эксплуатацию. Это устранение эксплуатации станет возможным не в форме провозглашения освобождения труда от господства капитала, а как результат такой экономической реальности, где труд (мотивированный экономически или морально) более не будет необходимым. Прежде чем это произойдет, сфера применения рыночных отношений должна будет сузиться. Революционная генерация электрической энергии и применение 3D-принтеров, в том числе и пищевых, резко уменьшит необходимость массового производства. Изготовление автоматами крупных вещей по заказу также окажет влияние на процесс. Изменится сам человек, его запросы и ценности.

Экономический подъем 2020—2045 гг. будет базироваться на автоматизации производства при качественно новом освоении внутренней периферии капитализма. Потому экономический рост в континентальной Евразии, Южной Америке и даже в Африке может оказаться более динамичным, чем в Северной Америке и на развитых окраинах Евразии. При этом увеличение армии квалифицированных рабочих и служащих едва ли возвратит коммунистическое движение в его прежнем виде. Но также невозможна и социал-демократия в ее старой форме. Это не означает исчезновение максималистских левых сил, просто их роль в обществе будет скорее арьергардной. Они будут пугать буржуазию призраком радикального левого наступления, но их ограничителем будут выступать сами массы. В России двух первых десятилетий XXI в. они показали готовность голосовать за Коммунистическую партию Российской Федерации для оказания давления на высшую бюрократию. Но голосовали они, ощущая, что этот призрак коммунизма чистейшая подделка. Настоящий же призрак пугал их самих. Потому силы с максималистскими лозунгами и апелляцией к революционному опыту XX в. на выборах только проваливались и привлечь в свои ряды много людей не смогли.