Роман Почекаев - Узурпаторы и самозванцы «степных империй». История тюркомонгольских государств в переворотах, мятежах и иностранных завоеваниях

Таким образом, мы можем с полным основанием утверждать, что Золотая Орда стала самостоятельным государством благодаря тому, что два ее правителя, Берке и Менгу-Тимур, не побоялись Войти на захват власти, который в глазах законных монархов, несомненно, являлся узурпацией и мятежом. И только поддержка собственных подданных, а также в какой-то степени — и соседних чингизидских правителей позволила им не только сохранить свою власть, но и оставить по себе репутацию законных правителей, много сделавших для своего государства.

Почти сорокалетняя военная и политическая деятельность Ногая — правнука Джучи, известного ордынского военачальника и временщика — составляет целую эпоху в истории Золотой Орды. Неудивительно, что его личности посвящен целый ряд специальных исследований [271]. В том, что он начал борьбу за власть и, в общем-то, предпринял попытку ее узурпации, поставив Золотую Орду на грань распада, его биографы в целом согласны, возникает только вопрос, с какого именно времени его действия можно квалифицировать как попытку узурпации трона.

По мнению Г. В. Вернадского, Ногай после смерти Берке в 1266 г. сам предъявил претензии на ханский трон, но, уступив Менгу-Тимуру, разделил с ним власть в качестве фактического соправителя [272]. Несомненно, если бы Ногай и в самом деле попытался тогда провозгласить себя ханом, его можно было бы обвинить в попытке узурпации: ведь он являлся потомком незаконного сына Джучи (пусть даже и самого старшего по возрасту), а среди Чингизидов было распространено негласное правило, что потомки ханского рода от наложниц имели куда меньше прав на престол, чем законные сыновья. Однако анализ источников не позволяет согласиться с утверждением Вернадского: ни один источник не упоминает о попытке Ногая стать правителем Улуса Джучи после смерти Берке. Тем не менее, по-видимому, он мог поддержать кого-то из конкурентов Менгу-Тимура, и тот, заняв трон, не простил ему этого, освободил от обязанностей военачальника и фактически отправил в ссылку в его семейные владения в Причерноморье [273].

Но именно в этот период Ногай начинает вести практически самодеятельную внешнюю политику: он вступил с переписку (от собственного имени) с египетским султаном Бейбарсом, активно вмешивался в политические события в Византии, Болгарии, Сербии, подчинил своему влиянию местных правителей. Можно ли считать, что он хотя бы отчасти узурпировал полномочия верховного правителя? Однозначного ответа на этот вопрос мы дать не можем. Например, что касается переписки с иностранными государями, такие полномочия были у ряда крупных золотоордынских региональных правителей — например, даруги Крыма вели переписку и с египетскими султанами, и с венецианскими дожами [274], и их действия никоим образом не вызывали обвинений в узурпации.

А вот уже вернувшись к активной деятельности после смерти Менгу-Тимура в 1280-е гг., Ногай стал предпринимать действия, которые можно считать не вполне законными. Именно при его непосредственном участии царевичи Тула-Буга, Алгуй, Тогрул и Кунчек организовали заговор и свергли законно избранного хана Туда-Менгу. По одним сведениям, он был объявлен «помешанным» и в качестве такового неспособным занимать трон [275]; по другим сведениям, его свержению придали характер добровольного отречения: он якобы склонялся к суфизму и сам пожелал отказаться от власти и сосредоточиться на духовной жизни [276]. Нельзя не отметить, что насильственному захвату власти в целом бы придан характер законности, однако нет сомнения, что переворот прошел без междоусобиц и мятежей, во многом благодаря могуществу и влиятельности его главных действующих лиц — Ногая и Тула-Буги. Кроме того, Ногай формально оставался в стороне, предоставив действовать своим сообщникам, которые и стали править Золотой Ордой при номинальном верховенстве Тула-Буги.

Всего несколько лет спустя между Ногаем и новым ханом возник конфликт, и в 1291 г. временщик (к этому времени занимавший пост бекляри-бека, т. е. верховного главнокомандующего войсками Золотой Орды), хитростью захватил хана вместе с его соправителями и предал в руки своего сообщника — царевича Токты, сына Менгу-Тимура, сказав ему: «Вот этот завладел царством отца твоего и твоим царством», тем самым обвинив плененного монарха в незаконном захвате трона [277]. Примечательно, что от самой казни свергнутых правителей Ногай предпочел устраниться — несомненно, чтобы впоследствии не давать повода обвинить себя в незаконной расправе с членами дома Чингис-хана [278].

Эта предусмотрительность оказалась отнюдь не лишней, поскольку уже в середине 1290-х гг. он рассорился и очередным своим ставленником — ханом Токтой, начав против него гражданскую войну. С 1296 г. Ногай стал чеканить собственную монету, причем не только со своим именем, но и с именем своего старшего сына Джуки, тем самым формально объявив его своим наследником [279]. Чеканка монеты означала претензию на верховную власть, Тогда как провозглашение соправителем и наследником собственно сына в какой-то степени нарушало чингизидскую правовую традицию — ведь даже вступление на престол наследника по завещанию должно было быть подтверждено решением курултая.

Именно с этого времени появились все основания обвинять Ногая в узурпации власти. Именно поэтому, несмотря на все его влияние и могущество, он в течение нескольких лет противостояния с Токтой (1296–1299), даже нанеся ему ряд поражений, не смог добиться своего признания в качестве хана ни от большинства золотоордынской знати, ни от соседних чингизидских правителей, ни от итальянских колоний Крыма. Принимая во внимание эти обстоятельства, заключим: неудивительно, что свое последнее поражение, приведшее к его гибели, Ногай потерпел из-за того, что его прежние сторонники оставили его и перешли на сторону законного монарха.

Сомнительность и противоречивость разнообразных источников, на которые опирались позднесредневековые восточные авторы, писавшие о Золотой Орде (включая и «устную степную историографию»), порой приводили к весьма любопытным результатам, порождая исторических персонажей, которых в действительности, скорее всего, даже не существовало.

Так, в сочинении «Чингиз-наме» (или «Тарих-и Дост-султан») хивинского историка Утемиш-хаджи, составленном при дворе хивинского хана в середине XVI в., значительная часть главы, посвященной правлению золотоордынского хана Токты, представляет собой рассказ о воцарении некоего Баджира Тук-Буги, который, будучи «черным человеком» (т. е. представителем «черной кости», нечингизидского происхождения), осмелился провозгласить себя ханом, воспользовавшись тем, что после хана Токты не осталось потомства, поскольку тот якобы уничтожил всех золотоордынских Чингизидов, чтобы передать трон своему сыну, а тот умер раньше отца. Однако, как оказалось, Узбек, племянник Токты, чудесным образом спасся от резни и к моменту смерти дяди проживал на Кавказе (в «Черкесском вилайете»). Его сторонники в Золотой Орде устроили заговор против узурпатора и убили его, тем самым вернув власть в государстве Чингизидам в лице Узбека [280].