Сергей Власов - Константин Великий

По словам Буркхардта, Константин — это «эгоист в пурпуровом одеянии, который все, что делает и допускает, направляет к возвышению своей собственной власти».

Сочинение Евсевия о Константине (один из главнейших источников жизни и биографии императора) Буркхардт называет «совершенно недостоверным». В своей книге «Время Константина Великого» (Лейпциг, 1898) Буркхардт пишет:

«Часто пытаются проникнуть в религиозное сознание Константина и начертать картину предполагаемых изменений в его религиозных воззрениях. Это совершенно напрасный труд. Относительно гениального человека, которому честолюбие и жажда власти не оставляют спокойного часа, не может быть и речи о христианстве и язычестве… Такой человек по существу совершенно безрелигиозен… Поняв, что в христианстве заключается мировая сила, он воспользовался им именно с этой точки зрения. В этом и состоит самая великая заслуга Константина».

Позволю, однако, не согласиться с господином Буркхардтом. Есть, по крайней мере, весьма серьезный контраргумент, показывающий уязвимость его точки зрения. Многие византологи сходятся во мнении, что во времена Константина христиан и в обществе, и в структурах власти было явное меньшинство. Преобладание сторонников язычества было многократным. Например, профессор В. Болотов считает преобладание язычников в Империи Константина десятикратным. «Всякое представление, — пишет он, — что христиан было более 10 процентов в массе населения, явно рискованно».

Но мог ли Константин как серьезный политик строить свою стратегию, делая ставку на десятую часть населения страны? Причем — часть весьма пассивную, часто не желающую вмешиваться в общественную жизнь? Нет, конечно!

В том-то и состоит гениальность Константина, что он каким-то шестым чувством учуял, что в БУДУЩЕМ, уже после его смерти, христианство станет главным скрепляющим элементом разношерстной и разноплеменной державы.

Но значит ли это, как уверяют многие, что именно политика была причиной личного обращения Константина к христианскому Богу? Сей вопрос для меня так и остается открытым…

Торжества по случаю своей победы у Мильвийского моста Константин сделал непышными. Его больше занимали дела по устройству нормальной жизни Рима. Шесть лет правления Максенция принесли много зла.

Первым делом Константин преобразовал сенат, превращенный бывшим августом в рассадник интриг и заговоров. Он ввел в сенат глав многих провинций и тем самым подтолкнул его к решению насущных проблем населения.

В своей речи перед сенатом он поклялся сохранять его старинные привилегии. Но при этом тонко намекнул на то, что отныне это будет всего лишь совещательный орган, лишенный права вмешиваться в решения императора.

Явным подтверждением того, что Рим отныне утрачивает свое былое главенство, стал указ Константина о переводе в Галлию преторианской гвардии. Ее легионы теперь были разбросаны вдоль всей границы по Рейну, что лишало преторианцев возможности устраивать кровавые мятежи, которыми они всегда славились.

Константин возвратил законным владельцам поместья, нагло конфискованные Максенцием. Облегчил доступ к себе граждан всех сословий. Все эти справедливые и благоразумные меры вызвали общее одобрение. Не случайно поэтому на Триумфальной арке, возведенной в центре Рима в честь Константина, по распоряжению сената были начертаны слова: «Освободителю столицы. Учредителю нашего благоденствия».

Сенаторы передали Константину письма императора Дазы, который неоднократно требовал от римского сената утвердить его первым августом государства. Можно представить себе ярость Дазы, когда он узнал, что за освобождение Рима от тирана Константин удостоен сенатом звания первого августа Империи.

Триумфальная арка Константина — единственный полностью сохранившийся до наших дней памятник первому христианскому императору. Грандиозная постройка двадцатиметровой высоты из белого мрамора когда-то сияла разноцветными красками, создавая у зрителя впечатление победного императорского великолепия. Поскольку времени у художников и скульпторов было очень мало, они использовали прежние произведения из жизни былых императоров: Адриана, Марка Аврелия, Траяна…

И вышло так, что в трех композициях Константин вместо своих предшественников приносит жертву языческим богам. Две сцены Константин велел заменить, а третью, где он поклоняется богу солнца, все-таки оставил. Потому ли оставил, что хотел пощадить религиозные убеждения большинства своих подданных? (Ведь и римский сенат, столь ласково встретивший нового императора, еще долгое время в большинстве своем состоял из приверженцев старой веры.)

Или Константин оставил эту сцену, так как считал, что вера в Христа может сочетаться с поклонением богу солнца?

Вряд ли кто сегодня даст однозначный ответ.

И все же один оригинальный барельеф, охватывающий Триумфальную арку в ее верхней части, был выполнен. В шести сценах он изображает подвиги освободителя города, в том числе и битву при Мильвийском мосту, и торжественный его вход в Рим, и его обращение на Форуме к своим солдатам. В одной из сцен Константин уподоблен солнцу, сияющему яркими лучами. Триумфальная арка словно говорила: на землю снизошел истинный бог, «основатель мира».

В течение 312 года Константином были написаны три письма, адресованные в Африку христианским общинам. Он сообщал, что конфискованная у них собственность им возвращается, что через епископа Карфагенского церквам будут сделаны щедрые пожертвования, что духовенство освобождается от службы государству.

В своем третьем послании император прямо пишет: для государственности возникла большая опасность вследствие пренебрежительного отношения к почитанию Бога, и напротив, обращение к Высшему Имени принесло наибольшее счастье. (Опять он имеет в виду свою победу у Мильвийского моста.) Константин наставляет духовенство: своей посвященной Богу службой вы даете максимальную выгоду всем.

Чудовищные события эпохи гонений на христиан в одном из своих писем император представляет частью суда Божьего. Божество дало почувствовать свой гнев потому, что пренебрегли христианским богослужением. А когда оно будет полностью восстановлено, пишет он, то это принесет всей стране процветание.

Эту мысль Константин будет повторять многократно.

После взятия Константином Рима Империя еще более четко разделилась на две части — запад и восток. На востоке правили Даза и Лициний. Искать союза с Дазой было бесполезно, тот ненавидел Константина, и любое соглашение с ним было бы хрупкой иллюзией. Оставался Лициний — тот самый, кто когда-то спас Константина, предупредив о готовящемся на него покушении Галерия в Альпах. И в скором времени союз с Лицинием станет важным дипломатическим успехом Константина.