Михаил Елисеев - Битва на Липице

Василию Никитичу вторит Николай Михайлович Карамзин: « Константин преставился на 33 году от рождения (2 февраля 1218 г.), оплакиваемый Боярами, слугами, нищими, Монахами. Хваля его мудрость и добродетель, Летописец Суздальский говорит, что сей Князь не только читал многие душеспасительные книги, но и жил по их правилам; был исполнен Апостольской Веры и столь кроток, что старался не опечалить ни одного человека, любя делом и словом утешать всякого » (с. 448).

Обратим внимание вот на какой момент. Карамзин и Татищев подчеркивают только личные, человеческие качества Константина, но ни слова не говорят о том, каким он был государственным деятелем. Да и летописцы акцентируют внимание на учености ростовского князя и его участии в различных торжественных мероприятиях. Например, в закладке каменной церкви Святого Иова в стольном Владимире или же шествии в крестном ходе с мощами святого Лонгина. Хотя о правителе судят по конкретным делам, а не по тому, чем он занимался на досуге или как вел себя во время праздничных церемоний.

Хвалебные панегирики историков Константину восходят к Лаврентьевской летописи, в которую входил Ростовский летописец. М. Д. Приселков обратил внимание на следующие моменты ростовского летописания: « Весьма простой и отчетливый по характеру своих записей и их содержанию, этот Ростовский Летописец легко выделяется из материала текста Лаврентьевской летописи за эти годы. Главною заботою составителя записей первых годов этого Летописца, лично, безусловно, близкого и преданного Константину, является, сверх неустанных похвал князю по всякому поводу, забота отметить все случаи церковных построек, пожары их, поставление епископов и т. п. Собственно политические события составитель записей излагает весьма скромно и нарочито кратко. Это особенно бросается в глаза, когда мы читаем изложение борьбы, разыгравшейся после смерти Всеволода, за великокняжеский стол Владимира между Константином и Юрием Всеволодовичами» [45] .

В свете изложенного нам становится понятна та характеристика Константина, которая содержится в Лаврентьевской летописи. Там написано, что ростовский князь « всех просвещая беседами о телесном и духовном; часто с прилежанием книги читал, и поступал по написанному, не воздавая злом за зло; по праву одарил его Бог кротостью Давида и мудростью Соломона, преисполнен был апостольского правоверия » (с. 380). Вот так, новый Давид и новый Соломон. Исходя из этого, В. Н. Татищев награждает Константина Всеволодовича прозвищем Мудрый. Но при этом необходимо иметь в виду, что здесь подразумеваются личные качества князя, а не его достижения в области устроения государства. Потому что этих достижений не было вовсе.

В свете изложенных фактов вывод напрашивается простой: деятельность Константина нанесла огромный вред единству Суздальской земли и привела к гибели тысяч людей.

После смерти старшего брата Георгий Всеволодович приехал из Суздаля в стольный Владимир. Бояр и приближенных Константина охватила паника, поскольку новый великий князь обещал заботиться и оберегать только своих племянников, но никак не тех, кто служил покойному брату. Многие почуяли неладное, понимая, что князь Георгий может спросить с них по всей строгости за прошлые дела. В частности, за кровопролитие на Липице. Одним из тех, кто не на шутку перепугался, был ростовский богатырь Александр Попович. Служа под стягом Константина Всеволодовича, он принимал участие во всех сражениях братоубийственной войны, но особенно отличился в битве на Авдовой горе. Одним словом, русской кровушки на руках витязя было предостаточно.

Когда же его покровитель Константин Всеволодович умер, а великим князем стал Георгий, лихой вояка задумался о своей дальнейшей судьбе. О том, что Попович был сильно напуган, недвусмысленно свидетельствует Тверская летопись: « Когда Александр увидел, что его князь умер, а на престол взошел Юрий, он стал бояться за свою жизнь, как бы великий князь не отомстил ему за Юряту, и Ратибора, и многих других из его дружины, которых перебил Александр» (Из Тверской летописи). Запомним эту фразу, потому что именно в ней скрывается смысл дальнейших событий.

На службу государю

Худ. А. Максимов

Удалившись в свое поместье, которое было распложено на реке Гзе под Гремячими колодцами, Попович стал рассылать письма другим известным ратоборцам, « которые были в то время поблизости ». Судя по всему, речь шла о таких же, как и он, ростовских дружинниках, которые были сильно скомпрометированы во время усобиц между братьями Всеволодовичами. Скрывшись в своих усадьбах, богатыри тоже опасались репрессий со стороны новой власти. Попович радушно приглашал всех товарищей по оружию к себе в замок, и на зов Александра откликнулось 70 человек. О том, что произошло далее, рассказывает та же Тверская летопись: « Собравшись здесь, богатыри решили, что если они будут служить князьям в разных княжествах, то они поневоле перебьют друг друга, поскольку между князьями на Руси постоянные раздоры и частые сражения. И приняли они решение служить одному великому князю в матери всех городов Киеве » (Из Тверской летописи).

Что ж, вполне правильное и патриотическое, на первый взгляд, решение, только есть одно НО. Дело в том, что озаботились судьбами Руси богатыри только тогда, когда дело коснулось конкретно их персон и возникла реальная угроза, что им придется держать ответ за свои прошлые «подвиги». И отправились «храбры» не куда-то, а именно в Киев, где сидел Мстислав Романович, двоюродный брат Мстислава Удатного, с которым они вместе рубили на Липице бегущих суздальских мужиков.

Выбор Киева в качестве места будущей службы богатырей тоже был не случаен. Мстислав Мстиславич в это время сражался за Галич, и победит он в этой борьбе или нет, было неизвестно. Поэтому связывать с ним свою судьбу бывшим дружинникам Константина очень не хотелось. Для воинов типа Александра Поповича служба при таком кочующем князе хлебной и выгодной не представлялась. Другое дело, если бы Удатный к этому времени укрепился в Галиче! Поэтому и был выбран Киев. Здесь была масса возможностей проявить себя в сражениях не тольео с русскими, но и с половцами. Мстислав Романович, как и Мстислав Удатный, был из рода смоленских Ростиславичей, на киевском столе сидел крепко, и можно было твердо рассчитывать на его милости. Что в итоге и произошло: « Били челом все эти богатыри великому князю Мстиславу Романовичу, и князь великий очень гордился и хвалился ими» (Из Тверской летописи).

Как видим, не было никакого буйного взрыва патриотизма среди ростовских дружинников, о котором любят говорить некоторые исследователи, а была обыкновенная болтовня, которой хотели прикрыть банальную вещь – страх за собственную жизнь.