Михаил Елисеев - Нашествие Батыя на Северо-Восточную Русь

Фраза о том, что князь « вышел из города с частью дружины, неся с собой богатые дары », явно вставлена летописцем для красного словца и нагнетания ситуации. В лучшем случае Всеволод мог выйти только с небольшой личной охраной, поскольку после битвы под Коломной и сражения на валах столицы от его дружины вряд ли что осталось. Что же касается даров, то здесь два варианта развития событий – либо Всеволод отправил своих людей в скарбницу за сокровищами и велел хватать всё, что попадется под руку, либо никаких даров не было. Времени, чтобы лично отобрать дары для завоевателя, у князя не оставалось. Счёт шёл на минуты, поскольку орда уже изготовилась к штурму цитадели.

Ещё один принципиальный момент – почему Батый распорядился убить Всеволода, не дожидаясь сдачи детинца? Ведь хану ничего не стоило пообещать князю всё что угодно, а затем отказаться от своего слова. Как Джебе и Субудай в битве на Калке. В этом случае Батый мог сохранить немало жизней своих нукеров. Ответ лежит на поверхности. Защитники детинца отказались открыть ворота, несмотря на приказ Всеволода, и после этого хан распорядился его убить. Трудно сказать, кто в цитадели принял решение продолжать борьбу, вполне возможно, что это были епископ Митрофан и княгиня Агафья. Старший сын Георгия Всеволодовича перестал представлять для хана интерес, поскольку стольный Владимир и так был практически взят, а кровь дяди Кулькана взывала к отмщению. Тургауды зарезали молодого князя и бросили безжизненное тело к ногам своего повелителя.

Есть большая вероятность, что суздальские летописцы просто не стали рассказывать о капитуляции Всеволода, а сразу обратили внимание на подвиг княгини Агафьи и епископа Митрофана. Они предпочли смерть позору плена.

О судьбе князя Мстислава достоверной информации нет. В некоторых летописях есть косвенные указания на то, что он вместе с Всеволодом постригся в монахи: « Утром увидели князья Всеволод и Мстислав и епископ Митрофан, что город будет взят, и, не надеясь ни на чью помощь, вошли они все в церковь святой Богородицы и начали каяться в своих грехах. А тех из них, кто хотел принять схиму, епископ Митрофан постриг всех: князей, и княгиню Юрия, и дочь его, и сноху, и благочестивых мужчин и женщин » (Из Тверской летописи). Аналогичная информация приводится в Львовской летописи: « Постриже владыко всех князей и князин, елицы хотяху во аньилский образ » (т. 20, с. 157).

В Мазуринском летописце конкретно прописано, что Мстислав принял схиму: « Князь же Всеволод и Мстислав увидевше, яко граду взяту быти и постригошася во иноческий аггельский образ » (т. 31, с. 70). Но настораживает один момент. Вспомним, как составители Никоновского летописного свода записали в монахи Петра Ослядюковича, которому по должности не положено заниматься такими вещами. Та же ситуация могла быть и с Мстиславом, которого автор Мазуринского летописца непринужденно сделал монахом. По логике вещей, если бы средний сын князя Георгия принял схиму, то он вместе с братом должен был отправиться в ханскую ставку. Какой ему смысл сидеть в детинце, если нет надежды на спасение.

Наверняка утверждать, что Мстислав постригся в монахи, возможным не представляется. Так же, как и говорить о том, что он вместе со старшим братом пошел на поклон к Батыю. Летописец из Галича упоминает только Всеволода и рассказывает только о его смерти. Если бы Мстислав был рядом, то его имя тоже было бы названо. Недаром летописцы считали, что сыновья князя Георгия могли погибнуть как за пределами городских стен, так и в Новом городе. Всеволод и Владимир точно были убиты за городской чертой, поэтому можно предположить, что именно Мстислав погиб во время боя с монголами в Новом городе. Что впоследствии и привело к путанице.

Но это моя версия событий, и не более.

После того, когда монгольская орда ушла от сожжённой и разграбленной столицы Северо-Восточной Руси, те из жителей, кто уцелел, вернулись на пепелище. Владимир-Суздальский был практически уничтожен, лишь каменные соборы и церкви, покрытые чёрной копотью, одиноко возвышались там, где когда-то жил и шумел великий город. Владимирцы подобрали за городской чертой тела погибших сыновей великого князя – Всеволода и Владимира Георгиевичей. Вместе с братом Мстиславом их похоронили в Успенском соборе, куда позднее привезли и тело их отца. В дальнейшем, когда собор подвергся серьёзной перестройке, их останки были погребены в приделе св. Георгия, который соединил храм и новую колокольню. В 1882 году во время реставрационных работ в Успенском соборе захоронения братьев были освидетельствованы. В гробнице Владимира помимо его останков была найдена масса других сложенных в беспорядке костей. Братья почитались как местные святые, а в середине XVI века в грамоте Ивана Грозного к клиру Успенского собора отмечалось: « Великого князя Георгия Всеволодича по детех по Владимире, по Всеволоде, по Мстиславле в год по всех одна панахида на их память февраля в 7 день ».

Свидетельство той страшной поры, связанное с именем младшего из братьев, Владимира, можно найти внутри Золотых ворот. Если подниматься наверх по лестнице, ведущей на бывшую боевую площадку, то справа, в арочном проёме, можно будет увидеть выцарапанную уставом на белом камне древнюю надпись – «Гюргич» (Георгиевич). Н.Н. Воронин предположил, что она связана непосредственно с князем Владимиром и его трагической гибелью недалеко от Золотых ворот.

Из всей большой великокняжеской семьи в живых остался только Георгий Всеволодович и его дочь Добрава, проживающая на Волыни.

Падение стольного Владимира явилось переломным моментом в противостоянии Северо-Восточной Руси и Орды. Территория княжества оказалась без какой-либо защиты, поскольку одни воины пали в сечах с монголами, а другие вместе с князем Георгием ушли на Сить. Для Суздальской земли настали чёрные дни, поскольку дикий монгольский разгул остановить стало просто некому. Начался беспощадный разгром городов, сёл и деревень. Батый разделил свои войска и отправил их разорять земли Владимиро-Суздальского княжества, поскольку бояться в данный момент ему было некого. Георгий Всеволодович собирал рать в заволжских лесах и пока не представлял опасности для хана.

Один монгольский отряд после падения стольного города двинулся по Клязьме в сторону Стародуба, столицы удельного Стародубского княжества, где правил самый младший из братьев Всеволодовичей – Иван. Князь ещё до падения Владимира сообразил, чем всё может обернуться лично для него и его многочисленных родственников, и потому действовал быстро, энергично и грамотно. По информации В.Н. Татищева, « Иван Стародубский княгиню с детьми, со всем имением, а также из Юрьева, что было оставшееся Святославово, вывез за Городец за Волгу в леса, а в городах оставил только войска с воеводами и сам лесами хотел к Юрию с малым войском пройти» (с. 727).