Мария Баганова - Мифы мировой истории

Однако маркиза вовсе не была мегерой! Она основала школу Сен-Сир для дочерей бедных дворян и проявила недюжинные педагогические способности, составляя для нее программу и методические пособия. Будучи сама весьма образованной особой, она считала главным не бессмысленное накопление знаний в головах воспитанниц, предпочитая развивать их ум в «живых беседах».

Позднее открылось еще несколько учебных заведений по типу Сен-Сира.

В Версале произошли значительные изменения: забылись карусели и ассамблеи, ушли в прошлое роскошные балы и праздники. Даже пуританин завыл бы здесь от тоски, шутили придворные, вспоминая былые времена. Людовик порой и не прочь был вернуться к прошлым забавам, но не осмеливался перечить своей тайной супруге. Впрочем, хоть порой король и жаловался своим духовникам на ее холодность, он любил Франсуазу и, даже умирая, мечтал о встрече с ней на небесах. «При предстоящей нашей разлуке меня утешает мысль, что она не будет продолжительна и мы скоро свидимся», — произнес он на смертном одре, на что Ментенон весьма цинично заметила: «Очень любезное утешение! Эгоистом жил, эгоистом и умирает».

Впрочем, Людовик оказался прав: Франсуаза пережила его всего лишь на три года. После его смерти она удалилась в Сен-Сир, но существует рассказ, что перед этим она навестила постаревшего Вилларсо и призналась, что любила его намного сильнее, чем короля.

Единственная близкая подруга Франсуазы де Ментенон заслуживает отдельного рассказа. Ханжа и куртизанка, ревностная католичка и вольнодумка, скромница и дама, славящаяся на весь Париж своим кокетством. Что могло связывать этих двух женщин?

А ведь Нинон де Ланкло была близкой подругой г-жи де Ментенон все время, пока та жила в Париже. Позднее, став супругой короля, г-жа де Ментенон не любила, когда ей напоминали о Нинон, однако не смела сказать о ней худого слова. Сен-Симон передает, что «с тех пор как г-жа де Ментенон возвысилась, подруги виделись всего дважды или трижды, причем в глубокой тайне». Однако подруги продолжали переписываться, и если Нинон просила о какой-то услуге для своих друзей, то Ментенон всегда выполняла ее просьбы.

Нинон родилась в Париже 15 мая 1616 года, она была дочерью Генриха де Ланкло и его супруги, происходившей из древней орлеанской фамилии. Отец Нинон был довольно легкомысленным человеком, из-за нелепой дуэли он был вынужден покинуть Францию, когда его дочь была еще совсем ребенком. «Папа очень хорошо играл на лютне» — вот и все, что Нинон помнила об отце. Этот инструмент пришелся по вкусу и ей самой. Милая, хоть и не красавица, она отличалась живым умом, музицировала и превосходно танцевала, особенно любила сарабанду, поэтому жившие по соседству дамы часто приглашали ее к себе.

Ей было всего тринадцать лет, когда во время процессии Страстей Господних, увидев, что все плачут, она спросила: «Чего это они? Ведь все равно же Он воскреснет?» Ее мать, услышав замечание дочери, возмутилась и попросила духовника хорошенько намылить ей голову. Уже взрослая Нинон призналась друзьям, что именно тогда поняла, что всякая религия — не что иное, как лицемерие, и во всем этом нет никакой правды.

Мужчины стали рано интересоваться хорошенькой Нинон. Она отвечала им взаимностью, за короткий срок сменив трех ухажеров, но ни один из них не сделал попытки жениться на бесприданнице. Некий Кулон первым открыто взял ее на содержание, и «тогда все порядочные или так называемые порядочные женщины отвернулись от Нинон и перестали с ней встречаться», рассказывал ее приятель Таллеман де Рео.

Вслед за Кулоном появился еще один состоятельный поклонник, потом еще один… Нинон была очень ветрена и часто меняла мужчин. Сплетники делили ее любовников на три разряда: тех, кто платил, к коим она была совершенно равнодушна, терпя их лишь до поры до времени, пока они были ей нужны; тех, кого она мучила, и любимчиков. Впрочем даже и за деньги Нинон отдавалась далеко не всем. Эта сильная и смелая женщина твердо решила принадлежать лишь тем, кто ей приглянется: она сама делала первый шаг, говорила или же писала им о своей склонности; когда же мужчина ей наскучивал, она тоже сама прямо говорила ему об этом. Обычно ее романы длились не дольше трех месяцев. «Три месяца — для меня это целая вечность», — смеялась Нинон.

Таллеман де Рео:

«Она говорит; будто нет ничего дурного в том, чем она занимается, не скрывает, что ни во что не верит, хвалится тем, что стойко держалась во время болезни, когда думали, что конец ее уже близок, и приобщалась святых тайн лишь из приличия… Она переняла особую манеру изъясняться и делать смелые умозаключения на манер философов; читает она одного Монтеня и судит обо всем, как ей вздумается. В письмах ее есть пылкость, но мысли излагаются беспорядочно. Она требует уважения к себе от всех, кто ее посещает, и не потерпела бы, чтобы самый знатный придворный посмеялся над кем-либо из ее гостей».

Слухи о вольнодумстве Нинон дошли до самой королевы-матери, Анне Австрийской, и та велела заточить куртизанку в монастырь. Распоряжение вызвало в Париже настоящий скандал!

Сен Симон:

«Она наделала такого шуму, более того, в расцвете своей блистательной молодости оказалась причиной таких беспорядков, что королева-мать, с безграничной снисходительностью относившаяся к галантным и более чем галантным особам, на что у нее были свои причины, все-таки была вынуждена отдать ей приказ удалиться в монастырь. Один из парижских полицейских чинов доставил ей королевский указ об изгнании; она прочла его и, заметив, что название монастыря там не обозначено, сказала без всякого смущения: „Сударь, королева была ко мне так добра, что оставила на мое усмотрение выбор монастыря, куда я должна удалиться по ее приказу; посему прошу вас передать ей, что я выбираю монастырь ордена францисканцев в Париже“, — и с изящным реверансом вернула ему указ. Чин, изумленный таким беспримерным бесстыдством, не нашел, что возразить…»

Монастырь ордена францисканцев был мужским. Узнав про ответ Нинон, разгневанная королева выбрала для дерзкой место заключения сама.

Таллеман де Рео:

«…Королева-мать велела заточить Нинон в монастырь Мадлонетт… После этого пошли разговоры, будто все придворные волокиты собираются осадить монастырь Мадлонетт; снарядили стражу, которой приказано было ходить дозором вокруг монастыря всю ночь. В другой раз пошли слухи, будто какие-то блестящие кавалеры измеряли из соседнего дома высоту стен монастыря, и т. д. Все это наделало такого шума, что Нинон пришлось оттуда взять, но с условием, что она проведет некоторое время в монастыре в Ланьи. Ее навещало такое множество народу, что хозяин харчевни „Королевский меч“ нажил себе на этом состояние».