Октавиуш Юревич - Андроник I Комнин

Мануил передал Андронику наместничество над Понтом в Пафлагонии на Черном море [386] Wilh. Туг. XXII, 11. . Андроник с семьей оказался за пределами Константинополя. Его жизнь, добавляет хронист, не отличалась от той, которую он вел прежде, кроме того обстоятельства, что он находился на родине и пользовался покровительством императора [387] Nik. 297,3. . Эту многолетнюю жизнь в Синопе, а затем в Инеоне, заполненную охотой и сбором накоплений, напоенную восторгом покоя и наслаждением природой, вспоминал преисполненный умиления Андроник, когда он наконец-то стал императором [388] Eust. 402,7; А. Куник. Основание, с. 716; A. Vasiliev. The Foundation, p. 6. .

Между тем в Константинополе происходили большие перемены. Император, окруженный латинянами, которых все в столице ненавидели, продолжал проводить активную внешнюю политику на Западе. Это было навеяно тем же честолюбивым желанием добиться мирового господства. В то же время он пренебрегал внутренней политикой государства [389] Nik. 265. . Жителей страны притесняли сборщики налогов, государственная казна была пуста. Постоянные войны, утопающие в роскоши царедворцы, любовные похождения императора — все это вызывало недовольство греков. Монастыри обогащались. Богатыми были и латиняне: как те, кто находился при дворе, так и те, кто жил в богатейшей части города у Золотого Рога. Они притягивали к себе полные ненависти взгляды обитателей столицы, которые в своем собственном государстве абсолютно не пользовались императорским покровительством, которое, по их мнению, принадлежало им по праву. Большую роль в возникновении антилатинских настроений играло православное духовенство, которое противилось западному влиянию. Это было понятно. Политика Католической Церкви была направлена на то, чтобы подчинить себе Православную Церковь любой ценой, даже ценой самых существенных жизненных интересов христианства в целом.

Мануил I заболел в марте 1180 года [390] Nik. 286,7. . Прикованный страшной слабостью к постели, он вообще не думал о приведении в порядок государственных дел и о назначении опекуна-регента для жены и сына, который бы управлял государственными делами до совершеннолетия Алексея. Постоянные предостережения на этот счет он обходил молчанием. Зато он верил астрологам и гадалкам, потому что они предсказали ему еще четырнадцать лет жизни, восстановление прежних любовных связей и завоевание варварских городов. Впрочем, Мануил не мог назначить регента. Когда он видел полный провал своих политических амбиций и смотрел на враждебно настроенную к нему жену, состоящую в любовной связи с протосевастом Алексеем, он видел только один выход: сделать регентом Андроника как самого старшего двоюродного брата из семьи Комнинов. Хотя именно это он хотел предотвратить любой ценой. Несмотря на подписанную Андроником в пользу Алексея II присягу и несмотря на слабость, которую он к нему питал, Мануил отдавал себе отчет в нечестности своего двоюродного брата. Эту мысль император выразил в беседе с патриархом [391] Nik. 329,9. . Для соблюдения династических интересов было необходимо держать Андроника как можно дальше от столицы. Итак, вопрос о регентстве оставался открытым [392] Cp. N. Radojciô. Dva poslednje Komnena, c. 22. .

Состояние здоровья императора ухудшалось с каждым днем. 24 сентября 1180 года, после более чем тридцатилетнего правления, он отошел в лучший мир в присутствии своего сына Алексея и всего двора, найдя еще время облачиться в монашескую рясу под именем Матфей. Его прах был захоронен в часовне монастыря Пантократор.

«Со смертью императора Мануила, — пишет Евстафий, — разрушилось все, что было в государстве незыблемым, и вся империя погрузилась во мрак, как после захода солнца» [393] Eust. 380,11; Nik. 356,6; Wilh. Туг. XIII с. 857 С-858 В: apud Constantinopolim grandis circa imperium est permutatio. .

Правление формально перешло к малолетнему сыну Мануила, Алексею II. Охота и игры со сверстниками интересовали подростка больше, чем императорская корона, к которой уже потянулись жадные руки. Вдова Мануила, василисса Мария, которую в столице называли Ксена [394] Ксена было именем Марии в монашестве, которое она приняла при облачении в монашеское одеяние (впрочем, лишь на короткое время), по желанию своего супруга незадолго до его смерти. — чужеземка, в силу своего положения становилась в какой-то мере регентшей, которая правила от имени своего малолетнего и нелюбимого сына [395] Eust. 381,16. . Довольно скоро во дворце Влахерн начались интриги за место регента и, в будущем, — за корону Константина Великого [396] Arnoldi abbatis Lubecensis Chronika Slavorum: MGHS, XXI, L. III, p. 150–151. .

Всех претендентов на руку овдовевшей императрицы победил протосеваст Алексей, сын Андроника, родного брата Мануила. Честолюбивый и хвастливый юноша, который получил благодаря своей жене регенство, задумывался над тем, каким образом он мог бы получить титул василевса Византийской империи. Казалось, что пролатинская партия будет иметь полный успех, что вызывало недовольство дочери скончавшегося императора, Марии, духовенства и греческой части константинопольского общества [397] Vardan der Grosse, S. 161; F. Chalandon. Histoire de la domination Normande, p. 400; J. Danstrup. Recherches critiques, p. 80; N. Radojôiô. Dva poslednja Komnena, c. 30. .

Когда известие о смерти Мануила и о дворцовых интригах дошло до Инеона, в Андронике ожили прежние надежды сесть на императорский трон [398] Nik. 298,4. . Теперь ему лишь надо было найти какой-нибудь подходящий повод, чтобы появиться на арене бурных событий в столице [399] Eust. 391,16. . С этой целью Андроник взялся за текст присяги, которую он принес несколькими годами ранее. Содержание присяги не нуждалось в фальсификации:

«Если я увижу, или замечу, или каким-то образом услышу, что Вашему Величеству вредят или могут нанести вред Вашей семье, я Вас об этом извещу и в меру моих сил буду этому воспрепятствовать» [400] Nik. 297,23. .

Текст полностью соответствовал ходу его мыслей, и, так как он был человеком решительным, он стал писать одно письмо за другим Алексею II, патриарху Феодосию и другим друзьям скончавшегося императора, обвиняя протосеваста Алексея в заговоре против законного наследника престола. При этом он выражал беспокойство о судьбе своей племянницы и внушал мысль о немедленном выдворении нелегитимного регента с императорского двора. Эти письма были написаны с таким красноречием и дышали такой искренностью, что Андроник — так написал хронист — в конце концов стал казаться всем единственным сведущим человеком, который представляет интересы ромеев φιλορώμαως [401] Nik. 298,22; Mich. Akom. 144, 5–7. . При поддержке антилатинской партии он быстро завоевал большой авторитет как зрелый деятель, годный для того, чтобы стать у кормила государственного корабля [402] Eust. 388,21. . Положение Андроника даже усилилось благодаря протосевасту. Всеми нелюбимый, Алексей сконцентрировал в своих руках всю власть и получил полный контроль над государственной казной. Благодаря этому и подобным же ловким ходам он вызвал к себе ненависть сановников двора. При таком положении вещей он вынужден был в своих политических расчетах опираться на поддержку зажиточных слоев константинопольских латинян [403] Wilh. Туг. XXII 6, 10, 11; W. Heid, Histoire du commerce du Levant, I, p. 222. . Взоры всей столицы были обращены на Андроника, все ждали его как « факел во тьме, как сияющую звезду » [404] Cp. Eust. 388,211; 390,21. .