Марк Уральский - Неизвестный Троцкий (Илья Троцкий, Иван Бунин и эмиграция первой волны)

И все же Стокгольм прекрасен! Люблю эту холодную северную столицу. Любуюсь ее закованными в цемент и гранит набережными, строгой архитектоникой зданий, суровостью площадей и монументальностью памятников. Незаметно простаиваю долгое время на массивах мостов, наблюдая извечную борьбу сталкивающихся течений двух встречных зундов 8и следя за шумным роем белых чаек, оглашающих центр столицы резкими криками. <...>

Сочетание воды, холмов и гранита. Всякий раз, приезжая сюда, мне кажется, будто вижу город впервые. В нем, что ни площадь — то история, что ни улица — то традиция. Историей Стокгольм богат. Он царил когда-то чуть ли не над всем балтийским морем. Его власть простиралась до Ревеля, Штральзунда и Бергена. В узких, словно щели, улицах старой столицы Карла XII комплектовались грозные полки воинов, запрудившие Пруссию и Польшу и докатившиеся до Полтавы.

Завершается «шведский цикл» в 1938 г. статьей «Русская эмиграция (Письмо из Скандинавии)» 9— одной из последних публикаций Троцкого в европейской эмигрантской печати. Всего удалось обнаружить 20 статей И.М. Троцкого, так или иначе связанных со Швецией. Основной «пакет» — это корреспонденции из Стокгольма, освещающие торжественную церемонию вручения Ивану Бунину Нобелевской премии по литературе, о чем речь пойдет ниже.

Во всех очерках И.М. Троцкого из серии «Путевые наброски» красной нитью проходит тема русской эмиграции. Основной вопрос, задающийся И.М. Троцким от лица русского эмигранта первой волны: «Где в Европе жить хорошо?» Ответ на него гласит: «Всюду плохо, но в Скандинавии лучше всего»:

Среди мест русского эмигрантского рассеяния Скандинавия стоит особняком. Положение русской эмиграции здесь несоизмеримо лучше и обеспеченнее, нежели в прочих европейских государствах. В Дании, Швеции и Норвегии не слышно обычных эмигрантских жалоб на безработицу, нужду и отсутствие крова...

<...> немногочисленная русская эмиграция крепко срослась со скандинавским бытом, пустила глубокие корни и ассимилировалась. И если ее что связывает с прочей эмиграцией, то это неискоренимая любовь к России и общность культуры.

Русских неоскандинавцев и эмигрантов встречаешь на всех ступенях социальной лестницы: от директора страхового общества до надсмотрщика в порту. <...> Бывший императорский посланник и сенатор, занимавшийся на досуге историческими исследованиями, довольно удачно оперирует ныне импортными товарами. Даровитый литератор и режиссер, успешно подвизавшийся в скандинавской публицистике и театре, сейчас занимает крупный и ответственный пост в датской тяжелой промышленности. Русский журналист, отличный знаток Скандинавии, отлично сочетает работу пера с возглавлением собственного мехового предприятия. Есть и такие русские литераторы, которые за невозможностью печататься в русских эмигрантских изданиях совершенно ушли в скандинавскую журналистику. Нередко русские неоскандинавцы на научных и академических постах. В старейшем шведском университете, в Упсале, кафедру лектора по русской литературе занимает православный священник и литератор 10из натурализовавшихся 11.

Из всех скандинавских стран особой похвалы И.М. Троцкого удостаивается опять-таки Швеция:

Швеция широко раскрыла двери в свое гражданство русским эмигрантам, лишившимся родины. Среди скандинавских стран Швеция оказала русским изгоям самое широкое гостеприимство. И это россиянам следует помнить! 12

Никакой особой благодарности за оказанное шведами гостеприимство русским изгнанникам в исторической памяти россиян не осталось, по-видимому, в силу свойственной русскому сознанию забывчивости по отношению ко всему, что касается благодеяний со стороны всякого рода «варягов». По крайней мере, в исторической и мемуарной литературе свидетельств подобного рода нет.

Несмотря на столь благоприятную для русских эмигрантов ситуацию в скандинавских странах и свою симпатию к скандинавам в целом, И.М. Троцкий в этой части Европы не прижился. Почему? Что побудило его, человека вполне укорененного в Дании, лично знакомого с видными деятелями датской социал-демократической партии, братьями Брандесами, главным раввином страны доктором Симонсоном и другими представителями местного истеблишмента, покинуть эту страну? Ведь Дания, ко всему прочему, в начале 1920-х переживала период экономического расцвета.

Ответ прочитывается из тех же «путевых заметок и наблюдений» журналиста Троцкого. Кроме Парижа и Берлина,

ни в одном из европейских городов в начале 1920-х не было интенсивной русской культурной жизни: ни русских издательств, ни литературных и музыкальных обществ, ни русских газет. Берлин, превратившись из имперской столицы в главный город либерально-демократической Веймарской республики, по всей видимости, казался И.М. Троцкому и ближе, и роднее. Потому в 1921 г. он и перебрался сюда из Копенгагена.

Весь первый эмигрантский период жизни Ильи Троцкого так или иначе связан с Берлином, причем главным образом с его русской эмигрантской колонией, получившей в силу своей многочисленности название «Русский Берлин».

Русская колония существовала в Берлине уже в начале XX в., русские туристы в большом количестве приезжали в Германию на отдых и лечение. Московская газета «Раннее утро» в своем выпуске от 17 августа 1910 г. сообщала, например, о десятках тысяч русских приезжих, наполнявших улицы Берлина в разгар сезона. В 1905-1908 гг. в Берлине осело большое число выходцев из России: студентов, журналистов, предпринимателей, а также политических эмигрантов.

Однако «русское присутствие» в кайзеровской Германии — капля в море по сравнению с эмигрантским потоком, хлынувшим в Веймарскую республику по окончанию гражданской войны в России, значительная часть которого осела в Берлине. Так возник «русский Берлин» — «город в городе», место свободного, ожесточенного и непрерывного эмигрантского дискурса.

Отношение к Берлину 1921-1923 гг. со стороны интенсивного и компактного мира русской колонии косвенно отражалось в многочисленных анекдотах и остротах. Главная магистраль Берлина Курфюрстендамм, <���где жил И.М. Троцкий — М.У.> была шутливо окрещена в «Неппский проспект» (по аналогии с Невским проспектом, с одной стороны, и от немецкого Neep — обман, надувательство — с другой), а сам город получил ироничное название «Шарлоттенграда» (от имени западного района «Шарлоттенбург», густо заселенного русскими) или «Берлинограда» (изобретение многочисленной диаспоры). У Андрея Белого мы находим переделку известного пушкинского выражения «и кюхельбекерно и скучно» в «и стало мне и курфюрстендаммно и томительно», что отражает своеобразную атмосферу «города в городе».