Марк Уральский - Неизвестный Троцкий (Илья Троцкий, Иван Бунин и эмиграция первой волны)

В кафе «Ландграф», как вспоминала Нина Берберова,

...каждое воскресение в 1922-1923 собирался Русский клуб — он иногда назывался Домом Искусств. Там читали Эренбург, <...> Ходасевич, <...> Шкловский, Пастернак, <...> Белый, <...> Зайцев, Я и многие другие 22.

Схожие картины рисовал в своих мемуарах И. Эренбург:

В Берлине существовало место, напоминавшее Ноев ковчег, где мирно встречались «чистые» и «нечистые»; оно называлось Домом Искусств. В заурядном немецком кафе по пятницам собирались русские писатели <���и художники — МУ.>. Читали рас-сказы Толстой, Ремизов, <...> Пильняк, <...>. Выступал Маяковский. Читали стихи Есенин, Марина Цветаева, Андрей Белый, Пастернак, Ходасевич. Как-то я увидел приехавшего <...> Игоря Северянина 23.

В 1922 г. прямо с «философского парохода» в Берлин прибыли изгнанные из Совдепии философы Николай Бердяев, Семен Франк, Николай Лосский, Федор Степун, Сергей Булгаков, Иван Ильин и др.; литераторы И. Матусевич и Михаил Осоргин; историки Александр Кизеветтер, Венедикт Мякотин, Питирим Сорокин, литературный критик Юрий Айхенвальд, экономист Борис Бруцкус и другие.

Отношения между про- и антисоветски настроенными эмигрантами — «чистыми» и «нечистыми», по определению Эренбурга — в целом были вполне дружеские.

Вспоминая о Берлине начала 1920-х, И. Троцкий пишет 24:

Жизнь по тому времени огромной и социально пестрой русской колонии с преобладающим беженским элементом била ключом. Русские издательства и книжные магазины, русские журналы и газеты, всякого рода политические группировки множились и росли. Русский театр и кабаретное искусство пожинали лавры, пользуясь большим успехом и у немцев. Не было недостатка в русских ресторанах и кофейнях, привлекавших публику богатым выбором национальных блюд и ассортиментом напитков, где звучала русская песня и мягко звенели струны гитар.

Особое место в культурном плане русской колонии занимал тогда «Союз писателей и журналистов» 25, насчитывающий около полутораста членов — в большинстве квалифицированных тружеников пера с солидным стажем и именами <...>.

Берлин <...> был наводнен русской писательской братией. Лишь немногие из них <...> прочно устроились в русских издательствах или выходивших тогда газетах. Большинство за незнанием немецкого языка сильно нуждалось. Материальную поддержку люди пера могли найти, по преимуществу, в «Союзе писателей и журналистов» — организации профессиональной и надпартийной. «<���Председатель правления Союза — М.У.> А.А. Яблоновский, по доброте душевной, широкой рукою оказывал собратьям по профессии помощь, благо в запасе деньги числились.

Потом, как выяснилось, касса оказалась пуста. И.М. Троцкий, избранный новым казначеем и относившийся с большим уважением к Яблоновскому, вынужден был, чтобы не уронить в глазах общественности репутацию Союза, покрыть растрату своего предшественника частично из собственных средств, а частично благодаря своим связям среди филантропов и умению собирать деньги на общественные нужды. История этой «драмы», поведанная Троцким по прошествии более чем полувека, относится к 1923-1924 гг., поскольку в 1925 г. А.А. Яблоновский перебрался на жительство в Париж.

Что касается коллеги Ильи Троцкого, маститого русскоcловца Александра Александровича Яблоновского, то в середине 1920-х и начале 1930-х он был одним из самых кусачих и плодовитых публицистов русского Зарубежья. Яблоновский регулярно

Публиковался в газетах «Сегодня», «Руль», «Общее дело», в дальневосточной, американской эмигрантской периодике и других, но главным образом в «Возрождении», где был ведущим сотрудником с 1925 по 1934, работая в жанре политического фельетона. Он занял непримиримую позицию по отношению к большевистскому эксперименту, сатирический пафос его памфлетов направлен против советского образа жизни. <...> Его волнует положение литературы и писателей на его родине, он выступает против партийной цензуры, репрессивных нравов советской литературной критики. Особенно возмущен Яблоновский «прислужничеством» советских писателей. Он мечет сатирические стрелы в А. Белого, В.В. Маяковского, А.Н. Толстого, С.А. Есенина, В.В. Вересаева, <...>. Цикл памфлетов Яблоновский посвятил М. Горькому, который был раздражен его нападками <���и даже> после смерти Яблоновского <...> не мог ему простить выпадов в свой адрес <...>.

Яблоновский в своих фельетонах осуждал французских писателей — А. Барбюса, А. Франса, приветствовавших советскую

власть как залог будущего процветания России. <...> В памфлете «Господа французы» Яблоновский, обращаясь к известному писателю, говорит, что и для него в большевистской России было бы только три выбора: «Или нищий, или арестант, или смертник». <...> на I съезде русских зарубежных писателей в Белграде (сент. 1928) <...> Яблоновский произнес речь, <���которая> произвела большое впечатление на присутствующих 26,

— и по окончанию съезда он был избран председателем совета объединенного Зарубежного союза русских писателей и журналистов, в чем, можно полагать, сыграла свою роль его успешная деятельность на посту руководителя Союза русских писателей и журналистов в Берлине (в нем И.М. Троцкий состоял членом Правления и ревизионной комиссии) и Париже (с 1926 г.).

Возвращаясь к теме «Русский Берлин», приведем сатирическую зарисовку поэта и журналиста Жака Нуара, описывающую типичную для тех лет журналистскую «акцию», с перечислением фамилий известных эмигрантских литераторов (Оречкин, Назимов, Офросимов, Троцкий, Лери-Клопотовский, Южный), с большинством из которых, включая самого автора стихотворения, «всамделишный» — т.е. И.М. Троцкий, сотрудничал в различных эмигрантских изданиях:

В своей данной под присягой декларации о профессиональной деятельности и доходах в период жизни в Германии с 1921 по 1933 гг. (Eidesstattlicheerklarung), поданной им в середине 1950-х на предмет получения трудовой пенсии от Федеративной республики Германии 28, И.М. Троцкий так описывает свою литературную деятельность в Веймарской республике: