Марк Уральский - Неизвестный Троцкий (Илья Троцкий, Иван Бунин и эмиграция первой волны)

Еще покойный Стриндберг, как он мне об этом рассказывал 197, ратовал за присуждение премии Горькому. И если Горький снова числится только в кандидатах, то это исключительно — его собственная вина. <...> Пресмыкательство Горького перед большевиками оттолкнуло от него не только друзей, но и поклонников его таланта. <...>

К сожалению, и по отношению к И.А. Бунину в комитете создалась неблагоприятная атмосфера. Бунину ставят в укор преобладание в его творчестве политических настроений и симпатий. <...> сознательный отход от «идеалистической цельности творчества в сторону политики.

Ни о Бальмонте, ни о Мережковском этого сказать нельзя, но и они остались за бортом. Очевидно, их сочли недостаточно еще маститыми.

В заключение статьи И.М. Троцкий делает неутешительные выводы:

...причина забвения творцов современной русской литературы кроется в общей русской трагедии. С тех пор, как в сознании Европы Триэсесэрия заменила Россию, европейское общественное мнение находится на распутье. Кто представляет русскую литературу? Те ли писатели, которые работают в условиях «социального заказа», или изгои-художники, ютящиеся по мансардам Парижа, задним дворам Берлина или углам Праги? <...>

Томас Манн увенчан нобелевской премией благодаря усилиям германской печати. Это ее заслуга.

Увы, нет России и нет русской печати! Зарубежная русская печать недостаточно влиятельна и авторитетна для такого ареопага как Нобелевский комитет.

По мнению И.М. Троцкого, советская Академия наук, имевшая согласно Уставу Нобелевского фонда официальное право выдвигать кандидатов на Нобелевскую премию, не обладала должным авторитетом в глазах Нобелевского комитета. Поэтому он особо подчеркивает, что «Томаса Манна предложила в кандидаты не берлинская Академия», а германская общественность — в частности, университетские профессора истории литературы и языкознания и литературные организации — при широкой поддержке германской печати. «Беспочвенная» русская эмигрантская печать, к сожалению, не в состоянии была на мировом уровне отстаивать интересы отечественной литературы.

Тем не менее, сам журналист, несмотря на свою пессимистическую оценку ситуации, настойчиво продолжает борьбу «за русского Нобеля». Ровно через год Ф. Беек, фигурировавший в статье И. Троцкого «Получат ли Бунин и Мережковский Нобелевскую премию?» как некий член Нобелевского комитета, в заключение своей беседы с журналистом поет прямо-таки дифирамбы величию русской литературы, уверяя собеседника, что

В любом интеллигентном шведском доме вы найдете Гоголя, Тургенева, Толстого, Чехова, Горького. У нас увлекаются и зачитываются Мережковским. Нобелевский комитет и шведская академия давно оценили величие русской литературы.

По его словам, между Нобелевской премией по литературе и достойным ее современным русским писателем имеется только одна преграда — советская Россия.

Мы отлично знаем, что присудив премию русскому писателю-эмигранту, поставим наше правительство, признавшее советскую власть, в щекотливое положение. Тем не менее, комитет не намерен с этим считаться, ибо внутренние русские дела его не касаются.

В приведенной цитате бросается в глаза, что знаменитый шведский историк литературы, выстраивая линию великих русских писателей, последним из них называет Горького. Мережковского же он относит к категории «популярных» писателей, а о Бунине не говорит ни слова.

В свою очередь, сам И.М. Троцкий делает акцент на том, что в очередной раз «чистое искусство» оказывалось игрушкой в руках политиканов. История со Львом Толстым, которого не пожелала выдвинуть на Нобелевскую премию Императорская академия наук, через двадцать лет повторялась по другому сценарию и с иной политической подоплекой.

Но с моральной точки зрения, утверждает Троцкий, шведы были чисты, ибо никакой личной неприязни к русской литературе не питали. Рассказав об этом читателям «Сегодня», он подчеркнул также твердое намерение членов Нобелевского комитета не уступать давлению Кремля, который по дипломатическим каналам стремился не допустить присуждение премии русскому писателю-эмигранту. Москва лоббировала Горького и Шолохова, чьи переводы издавались в Швеции 198. Троцкий также поведал читателю, что ему известно о высокой оценке эксперта Нобелевского комитета по славянским литературам Антона Калгрена произведений Бунина и Мережковского, и в заключение призвал эмигрантскую общественность «поторопиться с выставлением кандидатуры русского писателя на ближайший год».

Поставив перед эмигрантским сообществом сакраментальный вопрос:

Неужели у русских писателей в эмиграции не найдется достаточно друзей, чтобы выступить с надлежащим предложением достойного кандидата?

— И.М. Троцкий, по существу, инициировал процесс номинирования представителей русской литературы в изгнании на Нобелевскую премию. По утверждению самого Бунина, после корреспонденции И. Троцкого чуть ли не все кинулись выставлять свои кандидатуры и при посредстве своих почитателей выставили их 199.

Конечно, это гипербола. Ревнивые переживания Бунина по этому поводу касались Мережковского, у которого на деле не было поддержки со стороны западных писателей и филологов, и Ивана Шмелева, чью шансы были, напротив, весьма велики: его номинировали на Нобелевскую премию профессор Лейденского университета Николас ван Вейк — очень авторитетный ученый-славист, а также Томас Манн 200. Известно, что Бунин был почти в отчаянии из-за того, что ни 1931-й, ни 1932-й не принесли ему звания лауреата. К тому же в Швеции его почти не издавали. В октябре 1933 г. он, «томясь предчувствием», записал в дневнике:

Вчера и нынче невольное думанье и стремленье не думать. Все-таки ожидание, иногда чувство несмелой надежды — и тотчас удивление: нет, этого не м<���ожет> б<���ыть>! Главное — предвкушение обиды, горечи. И правда непонятно! За всю жизнь не одного события, успеха (а сколько у других, у какого-нибудь Шаляпина напр<���имер>!). Только один раз — Академия 201. И как неожиданно! А их ждешь... 202.

И вот тут, в тягостной атмосфере надежды и предвкушения «обиды, горечи» пришло еще одно довольно убедительное подтверждение самого Троцкого о возможной кандидатуре И.А. на Нобелевскую премию и с ним письмо Полякова-Литовцева, в котором тот указывает кое-какие пути и предлагает свои услуги 203.

И.М. Троцкий не ограничился одними призывами, а стал энергично действовать в составе «команды поддержки» кандидатуры Ивана Бунина, во главе которой стоял Марк Алданов. В дневнике В.Н. Буниной от 26 декабря 1930 г. записано 204: «Из письма <���И.М.> Троцкого <���С.Л.> Полякову<���— Литовцеву> 205: