Марк Уральский - Неизвестный Троцкий (Илья Троцкий, Иван Бунин и эмиграция первой волны)

Синклеру Льюису Нобелевская премия по литературе была присуждена «за мощное и выразительное искусство повествования и за редкое умение с сатирой и юмором создавать новые типы и характеры». В приветственной речи член Шведской академии поэт Эрик Карлфельдт сказал:

Да, Синклер Льюис — американец. Он пишет на новом языке — американском, на языке 120 млн. человеческих душ. Новая американская литература начала с самокритики. Это признак здоровья. У Синклера Льюиса характер первых переселенцев. Он — настоящий американский первопроходец.

Сам же лауреат в своей Нобелевской лекции, названной им «Страх американцев перед литературой» 182и являвшейся по существу обзором новой американской литературы, сделав комплимент интеллектуальному истеблишменту Скандинавии, подверг критике американский «образ жизни», где большинство боится любой литературы, кроме той, которая превозносит все американское, в равной степени недостатки и достоинства.

Интересно, что в своей речи Льюис, говоря об успехе молодой американской литературы, помянул добрым словом среди прочих и будущих нобелевских лауреатов — Юджина О'Нила, Уильяма Фолкнера и Эрнста Хемингуэя, а также, что было особенно приятно И. Троцкому, Майкла Голда, «который открывает новые горизонты в еврейском Ист-Сайде»:

Вы читали, конечно, мнение нью-йоркской и вашингтонской прессы по поводу моего выступления? Меня не берут всерьез и мне рекомендуют отправиться к профессору Фрейду, чтобы поискать исцеления в психоанализе. Я, мол, одержим самоуничижением... Впрочем, то ли меня еще ждет по возвращении на родину! <...> моей лекции американцы мне не простят. Что бы сейчас в Соединенных штатах ни случилось, повинен буду я. Падут биржевые ценности — виноват Льюис. Возрастет безработица — вина противного Синклера Льюиса. Сократят заводы и фабрики производство — опять причиной буду я. <...> Во всем и за все понесу вину я. Конечно, это гипербола! Но по существу это почти так... Нужно знать наши американские нравы, чтобы понять, насколько там нетерпимы к свободному волеизъявлению и независимой мысли.

<...> Вам, конечно, знакома книга Драйзера о России. Знаю, что в эмигрантских русских кругах она хорошего впечатления не произвела. Драйзер романтик. Прежнюю Россию он знал смутно и по дурной наслышке. Советский Союз он посетил в эпоху разгара революционного романтизма и все, конечно, видел в бенгальском освещении 183. <...> Моя жена собирается в Россию. <...> Что увидит и каковою найдет <���она> новую Россию, покажет будущее. Ведь Россия сейчас находится в состоянии стройки, в момент высшего напряжения народных способностей и сил. Этот процесс любопытно наблюдать и запечатлеть.

Здесь стоит прерваться, чтобы сказать несколько слов о жене Синклера Льюиса Дороти Томпсон — писательнице, ярком журналисте и либеральном общественном деятеле, имевшей в свое время титул «первая леди американской журналистики». В 1924-1928 гг. она возглавляла Центральное европейское бюро журналистов в Берлине. Была в числе первых, кто предупреждал об опасности растущего нацистского движения в Германии. Автор документальной книги о Гитлере — «I saw Hitler», в которой на основе своего интервью с будущим диктатором дала весьма нелицеприятную оценку его личности:

Он бесформенный, безликий, с карикатурным выражением лица. Его тело выглядит так, будто оно полностью состоит из хрящей, словно в нем нет ни одной кости. Он непоследовательный и болтливый, неуравновешенный и неуверенный. Он являет собой эталон маленького человека 184.

В многочисленных публикациях и радиопередачах она требовала запретить в США деятельность пронацистского Германо-американского союза. В 1934 г. была выслана из Германии по личному указанию Гитлера, в 1939 г. получила второй номер в рейтинге самых влиятельных женщин Америки — после жены президента США Элеоноры Рузвельт, по версии журнала «Тайм» («Time»), а в 1941 г. опубликовала знаменитый памфлет «Кто станет нацистом?» («Wo goes Nazi?»), где дала и по сей день звучащее актуально определение человеческому типу, склонному к восприятию подобного рода идеологии:

Поверьте мне, хорошие люди не становятся нацистами. Национальность, цвет кожи, религия, статус — не важны. Все зависит от того, что внутри человека.

Нацистом станет тот, внутри кого нет ничего, помогающего отличить, что ему нравится, а что нет. Этим «чем-то» может быть семейная традиция, мудрость, кодекс поведения, простое счастье — годится любой старомодный или новый способ 185.

В ноябре 1927 г. Дороти Томпсон одновременно с Теодором Драйзером посетила Москву, где провела несколько дней. По возвращении в США, она издала в 1928 г., на несколько месяцев раньше, чем Драйзер, книгу «Новая Россия» 186, написанную, в отличии драйзеровской, без излишней политической ангажированности. В обеих книгах встречались одинаковые материалы, почерпнутые авторами из одних и тех же источников, что позволило журналистке выдвинуть против Драйзера обвинение — несправедливое — в плагиате.

Следующая поездка Дороти Томпсон в Россию не состоялась и вскоре, из-за своего критического отношения к коммунизму, она, как и в нацистской Германии, стала в СССР персоной нон-грата. Что касается Драйзера, то именно он считался в прессе наиболее вероятным кандидатом на Нобелевскую премию по литературе.

Уже став лауреатом, Синклер Льюис в беседе с И.М. Троцким не преминул подчеркнуть:

Я, конечно, чрезвычайно горд присуждением мне премии, но столь же отлично знаю, что Драйзер не в меньшей степени в праве был ее получить.

Драйзеру, уже примерявшему нобелевские лавры, суждено было пережить унизительное разочарование. Человек не очень сдержанный, он при первой же личной встрече с вернувшимся из Стокгольма Льюисом набросился на него с кулаками. Естественно, это не осталось без внимания прессы Возвращаясь к интервью Ильи Троцкого с Синклером Льюисом, отметим, что постоянно направлявший ход беседы журналист в удобный момент привлек внимание новоиспеченного лауреата к своей коронной теме — русской литературе. Синклер Льюис проявил должную начитанность:

Кое-что из новой русской литературы я читал. Знаком и с классической русской литературой. Читал Толстого, Достоевского, Горького и Чехова. Знаю, что русская литература гениальна и могуча, но правильной оценки ей дать не решаюсь. Я недостаточно для этого авторитетен. Имела ли на мое творчество влияние русская и вообще иностранная литература — не думаю.

В заключение своей беседы с русским журналистом Льюис рассыпался похвалами необыкновенному шведскому радушию и хлебосольству, утверждая, что ничего подобного он «никогда и нигде не встречал». И.М. Троцкий, неизменно певший дифирамбы скандинавским странам, особенно Швеции, с явным удовольствием процитировал характеристику, данную нобелевским лауреатом как этому северному королевству: