Виктор Наумов - Царевна Софья

Стрельцы в течение всей ночи находились в назначенных сторожевых пунктах — на Лубянке, перед кремлевскими Никольскими воротами, у главных дворцовых входов и лестниц, а также на Лыковом и Житном дворах в восточной части Кремля. Легко заметить, что все эти заставы и караулы преграждали путь для движения с востока, со стороны Преображенского.

«За час до света» Софья пешком отправилась к заутрене в Казанский собор под охраной стрельцов из четырех полков, вооруженных бердышами. Из приближенных царевну сопровождали только окольничий Шакловитый и думный дьяк Данила Полян&кий. Правительница хотела, чтобы в церковь с раннего утра явился и князь Василий Голицын. Возможно, она рассчитывала после литургии провести там же, в храме, совещание своих ближайших сторонников. По распоряжению правительницы Шакловитый послал в дом Голицына Обросима Петрова, однако вышедший к нему дворецкий объявил:

— Скажи Федору Леонтьевичу, что князь Василий Васильевич не будет для того, что ему неможется.

После доклада Петрова Шакловитый сам поехал к князю и пробыл у него около получаса. В это время Софья слушала акафист и молилась в одиночестве, за закрытыми дверями. Возвращение Федора Леонтьевича из Охотного Ряда к Казанской церкви совпало с приездом из разведки его денщиков Турки и Троицкого, сообщивших:

— Благочестивейшего государя из Преображенского согнали. Ушел он, государь, бос, только в одной сорочке, а куды — того не ведомо.

— Вольно ему взбесясь бегать, — с деланым спокойствием произнес Шакловитый. {421} 421 См.: Там же. Стб. 23–24.

Он сразу же прошел в церковь и до окончания службы оставался с государыней наедине. Вероятно, они о чем-то успели переговорить после заутрени. Строить предположения о содержании беседы сложно из-за отсутствия даже косвенных сведений, но по логике вещей разговор должен был вестись о создавшейся ситуации. Смелый и решительный Шакловитый мог настаивать на походе на Преображенское. Момент был благоприятный: там уже не было царя Петра, но еще оставались ненавистные Нарышкины и Борис Голицын. Повод для их ареста тоже имелся: подметное письмо с предупреждением о намерении «потешных» прийти с оружием в Кремль.

Однако стрелецкий поход против резиденции младшего царя никак не обошелся бы без большого кровопролития, поскольку преображенцы и Сухарев полк составляли значительную военную силу, а Нарышкины и Голицын, конечно, не сдались бы без сопротивления, несмотря на явный численный перевес на стороне противника. Если предположить, что Шакловитый действительно призывал Софью послать стрелецкие полки против Преображенского, то ее реакцию угадать несложно: являясь убежденной противницей кровопролития, царевна не захотела его слушать.

На обратном пути в Кремль Софья сказала сопровождавшим ее стрельцам:

— Если бы я не опасалась, как бы приехали из Преображенского, всех бы передавили. {422} 422 См.: Там же. Стб. 113–114.

В этих словах помимо указания на необходимость принятых прошлой ночью оборонительных мер можно заметить убежденность Софьи в своей правоте и надежду на то, что досадный инцидент исчерпан. Однако это было не так.

На следующий день из Москвы в Троице-Сергиев монастырь явились сбежавшие из своих полков капитаны московских стрельцов братья Василий и Филипп Сапоговы и пятидесятники привилегированного Стремянного полка Ипат Ульфов и Филипп Федоров. Как мы помним, Ульфов был в числе «доброжелателей», отправивших Мельнова и Ладогина с «изветом» к Петру I. Теперь четверо перебежчиков заявили со всей определенностью, что «воры и изменники» Шакловитый со своими сообщниками задумали «смертное убийство» царя Петра и его матери «и всякой свой воровской умысл». {423} 423 Там же. Стб. 385.

Тем временем ни о чем не подозревающие правительница Софья и царь Иван со спокойной душой участвовали в крестном ходе из Чудова монастыря и после «вечернего пения» слушали панихиду по своим родителям сначала в Архангельском соборе, а затем в Воскресенском девичьем монастыре. К вечеру в Москву прискакал гонец от Петра, чтобы узнать причину сбора множества стрельцов в Кремле. Софья приказала ответить, что это было сделано для ее охраны по пути в монастырь, куда она собиралась отправиться на богомолье. Драматизируя описываемый эпизод, Невилль сообщает: «…к вечеру узнали, что царь Петр послал упрекнуть царевну за ее вероломство, однако она громко отрицала всё и утверждала, что по ошибке за заговорщиков приняли стрельцов, которых привели, чтобы сменить стражу, и что напрасно предполагают, что у нее столь черная душа, чтобы желать смерти своего брата». {424} 424 Невилль де ла . Указ. соч. С. 153.

Десятого августа Петр прислал в Москву приказ об отправке в Троицкий монастырь полковника Стремянного полка Ивана Цыклера с пятьюдесятью стрельцами. После некоторых колебаний Софья согласилась отпустить их. «После было узнано, — сообщает Гордон, — что это было хитростию Цыклера, который был одним из главных действовавших лиц в первом стрелецком бунте, когда погибло много из друзей младшего царя. Чтоб приобресть милость младшего царя, он написал к одному из своих друзей, чтоб тот убедил младшего царя прислать за ним, и обещал открыть некоторые вещи, которые там знать нужно». По прибытии в Троицкий монастырь Цыклер объявил, что его пытались привлечь к заговору Софьи и ее сторонников с целью низложения государя и убийства его приближенных. Это была явная ложь с целью завоевания симпатий царя. Гордон с чужих слов утверждал, что Цыклер по прибытии в Троицкий монастырь «открыл всё и передал на письме, какие получал с Верху приказы и записки для распространения между стрельцами». Однако никаких записок в действительности не было, иначе впоследствии они непременно фигурировали бы в качестве вещественных доказательств во время следствия по делу Шакловитого. Фаворит Софьи был достаточно осторожен, чтобы не оставить никаких документальных свидетельств своей агитации в стрелецких полках.

В тот же день в Троицкий монастырь сумели сбежать еще два недавних «доброжелателя» — Елизарьев и Капранов, которые подтвердили заявление Цыклера о заговоре Софьи и Шакловитого. Это тоже была ложь, ведь они, как было показано выше, не имели представления о смысле происходящего в ночь на 8 августа в Кремле. Однако их показания пришлись как нельзя кстати и очень обрадовали Нарышкиных и князя Бориса Голицына, получивших повод для устранения от власти «преступников» — Софьи и ее фаворитов.

Слухи о клевете дошли до Москвы, но не напугали царевну, уверенную в своей правоте. По ее приказанию Шакловитый написал объявление «для людей всяких чинов», что «стольник и полковник Иван Елисеев сын Циклер да изветчик Ларион Елизарьев с товарищи… стакався (то есть сговорившись. — В. Н .) затеяли напрасно». {425} 425 Цит. по: Аристов Н. Я . Московские смуты в правление царевны Софии Алексеевны. Варшава, 1871. Приложения. С. 20.