Иван Лучицкий - Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции

А между тем дела гугенотов далеко не были в том положении, в каком представляла его Екатерина Медичи. Напротив, гугеноты с каждым днем усиливались все более и более и все шире и шире распространяли свои завоевания. В Дофине, где, по словам регентши, дела шли отлично, гугеноты повсюду одерживали победы. Монбрэн загнал Горда в город Ди, разбил авангард армии Дофина, положил на месте до 500 католиков и взял восемь знамен. Дофину удалось захватить всего две небольшие крепости. Осада Ливрона была ведена крайне неудачно и задержала успехи королевской армии. Ее присутствие не помешало Монбрэну осаждать город, тревожить армию Дофина частыми нападениями. Своими удачными действиями Монбрэн принудил даже Дофина снять осаду [1661] Serres J. de. Commentarium de statu religionis… Lib. XIII. P. 8 b ff.; La Popelinicrc H. L.-V. L’Histoire de France… T. II. P. 229. Dinothi R. De bello civili gallico religionis causa suscepto. Basileae, 1582. Lib. VI. P. 402; Aubigné Th. A. d’. L’Histoire universelle… T. II. P. 133. . В Виваре, где действовал Жуайез, дела шли тем же путем. Правда, одному отряду католической армии удалось захватить город Вессо, но и то ненадолго; гугеноты, стоявшие гарнизоном в городе и вынужденные оставить его, впоследствии неожиданности нападения вернулись, истребили католический отряд и разбили наголову капитана Лаваля, шедшего со вспомогательным войском. В то же время Анноне и Алансон были захвачены гугенотами [1662] Aubigné Th. A. d’. L’Histoire universelle… T. II. P. 133. Cp.: Dévie C., Vaissètte J. Histoire générale de Languedoc. T. IX. P. 99–101. . В западных областях Лангедока и в Гиени королевские войска терпели постоянные неудачи и должны были прекращать начатые им осады городов. «Виконты», о которых регентша писала как о понесших поражение [1663] Le Laboureur J. Additions aux mémoires de Castelnau. T. III. , захватили Кастр; в то же время жители Пюилорана и Сореза успели захватить несколько новых укреплений и замков [1664] Dévie C. Vaissètte J. Histoire générale de Languedoc. T. IX. P. 99—101. , а жители Нима овладели в течение июня замком Caissargues и Бовуазеном [1665] Ménard L. Histoire civile, ecclésiastique et littéraire de la ville de Nismes. T. I–VII. P., 1750–1758. T. V. P. 116–117. .

При таком положении дел в стране, при тех чувствах, которые питали гугеноты и политики к Екатерине Медичи, чувствах хорошо ей известных, только осторожная и выжидательная политика могла если не успокоить страну, то, по крайней мере, не увеличивать опасного раздражения. Но Екатерина Медичи действовала так, что усиливала волнения, сообщала им решительный характер. С самого вступления своего в управление государством она совершила ряд ошибок, вредные последствия которых ей пришлось вскоре увидеть. Завязывая отношения к Лану, предлагая ему и гугенотам западных областей Франции самые выгодные условия мира, она в то же время думала путем устрашения принудить гугенотов других провинций сложить оружие. В ее руках был один из важнейших деятелей гугенотской партии, отдавшийся в руки власти ввиду невозможности сопротивления королевским войскам, получивший уверения в своей личной безопасности; на нем задумала Екатерина Медичи показать, какие вредные последствия влечет за собою восстание против короля. Едва только Монгомери был привезен в Париж, как Екатерина Медичи немедленно же предала его суду Парламента, слепо исполнявшего его волю. Его обвинили в убийстве Генриха II, в убийстве, давно забытом и прощенном, обвинили в соучастии в заговоре Колиньи, в заговорах и восстаниях, клонившихся к разрушению государства, и присудили к лишению всех прав состояния и обезглавлению. Екатерина Медичи настаивала на этом, жаждала смерти «своего должника»; недаром вырвала она у своего сына, лежавшего на смертном одре, признание несостоятельности тех условий, на которых сдался Монгомери. 26 июня его вывезли из Консьержери на Гревскую площадь. Его везли со связанными назад руками, в сопровождении священника и палача. Измученный и изуродованный страшными пытками, он спокойно смотрел на народ, толпившийся вокруг эшафота, спокойно и с достоинством выслушал свой приговор. «Все мое имущество конфискуется в пользу короля! Я согласен на это. Мой замок будет разрушен и срыт до основания! Я и с этим согласен. Меня лишают звания дворянина, а мои дети объявляются людьми низкого рода, неспособными занимать должности в государстве! Я на все согласен, согласен и на это, если мои дети не сохранят в сердце достаточно храбрости, чтобы восстановить свою честь» [1666] Delalande A. Histoire des guerres de religion… P. 116; Cp.: Thou J.-A. de. Histoire universelle… T. II. Lib. VII. P. 70; Mémoires de l’estât. T. III. P. 384; Discours de l’execution de Montgomery // Archives Curieuses. T. VIII. . Затем он опустился на колени, громко и внятно прочел предсмертную молитву и положил голову на плаху.

Желание Екатерины Медичи исполнилось. «Постарайтесь, — писала она Матиньону, — захватить живьем графа, причинявшего столько бедствий королевству; вы мне оказали бы этим величайшую услугу, потому что в противном случае вы лишите меня большого удовольствия: я желаю подвергнуть его примерному наказанию» [1667] Capefigue J.-B.-H.-R. Histoire de la Réforme… T. III. P. 346. . Все ее приказания были исполнены в точности, но фанатически настроенные жители Парижа, молча, с глубоким волнением смотрели на казнь Монгомери, не высказали своих чувств, несмотря на решительный отказ графа отречься от ереси, а на гугенотов казнь «героя, благородного человека, воина» [1668] Serres J. de. Commentarium de statu religionis… P. 5. произвела совершенно противоположное впечатление, чем то, которого ожидала регентша. Обвинение в соучастии в заговоре Колиньи воскрешало с новою силою в их умах воспоминание о страшной резне, нарушение условий капитуляции вызвало страшный ропот, и «примерное наказание» лишь усилило раздражение, заставило гугенотов еще с большим недоверием относиться к Екатерине Медичи. Публицисты партии гугенотов воспользовались этим новым предлогом для возбуждения умов против Екатерины Медичи и в своих памятниках обвиняли ее в том, что она руководится в своих действиях личным мщением, объявляли, что они не находят слов, чтобы достойным образом заклеймить этот бесчестный, бесстыдный ее поступок» [1669] Discours merveilleux // Archives curieuses. T. IX. P. 97. .

Предавая Монгомери в руки палача, Екатерина Медичи возбуждала раздражение лишь в среде гугенотов, но она не остановилась на этом и в то время, когда гугеноты писали воззвания к своим сословиям, возбуждали их к восстанию против правительства, угнетающего и разоряющего одних, стремящегося уничтожить других [1670] Ibid. T. IX. P. 98, 111 etc. , она своими действиями толкала в объятия гугенотов тех людей, которые еще колебались в выборе пути, по которому следует идти, чтобы достигнуть выгодных для себя результатов.

Уже один тот факт, что герцога Алансонского и короля Наваррского держали под строгим арестом, что совершенно невиновные в заговорах маршалы Монморанси и Косе заключены в Бастилию, заставлял партию политиков относиться к новому правительству с край нею злобою и ненавистью — обращение же Екатерины Медичи с маршалом Данвилем, губернатором Лангедока, доводило ее до окончательного разрыва с правительством. В ее глазах первенствующую роль играл теперь, после захвата в плен герцога Алансона, маршал Данвиль; на него возлагала она все свои надежды, на него рассчитывала как на свое лицо, сила которого так велика, что он будет в состоянии возвратить ей герцога, освободить его из плена. «Холодный и медлительный в своих действиях, Данвиль еще ни разу доселе не высказался вполне, выжидал, какое направление примут события, старался приобретать повсюду друзей» [1671] Serres J. de. Commentarium de statu religionis… P. 5 b: «Anvillii indignabundus animus nihil non movebat in Occitania, et illo quidem suae familiae usitato more, cunctantius et frigiduis, cum utraque parte ita agens, ut utrique amicus esse videretur». . Человек с крайне честолюбивыми стремлениями, он ждал, что правительство даст ему средства возвыситься, что оно вознаградит его, что оно будет искать в нем опоры против мятежников. Стоило только правительству открыть свободный путь честолюбия Данвиля, удовлетворить его стремлениям, и оно приобрело бы в нем верного слугу. Но оно избрало другой путь. «Существует большое различие, — говорит Брантом, — между тем, пользоваться ли только неблагосклонностью двора и быть высланным из него, или быть постоянно преследуемым, в вечной опасности за честь, жизнь и богатство, три вещи, приводящие в отчаяние даже самых покорных, самых верных людей. Я знаю, сколько раз маршал пытался пробраться ко двору, как часто он заискивал у королей, готов был унижаться перед ними. Но что же? Это было или его несчастье, или судьба! Он был в числе осужденных во время Варфоломеевской резни» [1672] Oeuvres complètes de Pierre de Bourdeille seigneur de Brantôme / Publ. par L. Lalanne. T. I–XI. P., 1864–1882 T. VIII. P. 209. . Еще в то время, когда Монморанси и Косе были заключены в тюрьму, правительство послало на юг Сен-Сюльписа и Виллеруа с приказом захватить Данвиля и живого или мертвого привезти в Париж. Данвиль знал об этом и отказался явиться в Баньоль, где назначено было ему свидание. Правительство не остановилось на этом: оно лишило его звания наместника короля, вручило другому лицу это звание, запретило Тулузскому парламенту контрасигнировать какие-либо акты, выходящие за подписью Данвиля, наконец, послало Шиарра Мартиненго на юг с приказанием убить маршала. Гугеноты перехватили корреспонденцию двора и переслали ее Данвилю [1673] Deuic C., Vaissètie J. Histoire générale de Languedoc. T. IX. P. 59; Thou J.-A. de. Histoire universelle… T. II. Lib. VIII. P. 69; La Popeli-nière H. L.-V. L’Histoire de France… T. II. P. 228. . Данвиль решился сделать шаг к гугенотам и заключил с ними, как мы видели, мир. Правительство отвергло этот мир, Тулузский парламент отказался признать его, отказался признавать власть Данвиля и объявил торжественно, что Данвилю не должно оказывать повиновения [1674] Dévie С., Vaisselle J. Histoire générale de Languedoc. T. IX. P. 59. . Это был слишком сильным оскорблением для маршала, а Екатерина Медичи прибавила еще новое. Она не известила его о смерти Карла IX и только 13 дней спустя отправила к нему курьера с извещением, что граф Виллар, адмирал Франции, назначен губернатором Лангедока. Она советовала Данвилю отправиться в Турин, воспользоваться дружбою герцога Савойского и оправдать с его помощью свое поведение пред Генрихом III [1675] Ibid. . Данвиль увидел теперь, что рассчитывать на правительство нечего, что в одной силе он может найти средство добиться тех прав, того положения в государстве, которых не только не давало, но даже отнимало правительство. Увещания брата Торе, письма, получаемые им от Алансона, письма, в которых ему давали обещания поддерживать его [1676] Capefigue J.-B.-H.-R. Histoire de la Réforme… T. III. P. 348. , — заставили, наконец, Данвиля решиться вступить в открытую борьбу с правительством. Между ним и гугенотами завязались новые переговоры, и Сен-Ромену, губернатору Нима, и Клозонну удалось склонить его в пользу общего союза и совместной деятельности против правительства [1677] Dévie C., Vaisselle J. Histoire générale de Languedoc. T. IX. P. 99; Serres J. de. Commentarium de statu religionis… Lib. XIII. P. 6. .