Елена Первушина - Великие княгини и князья семьи Романовых

Екатерина же звала Платона «резвуша» и умилялась его выходкам. Но Павел, разумеется, этого умиления разделить никак не мог. Легенда гласит, что, когда однажды за столом Екатерина обратилась к сыну со словами: «Я вижу, вы согласны с господином Зубовым?», Павел, уже хорошо овладевший искусством сарказма, изобразил удивление и переспросил: «Как, ваше величество, разве я сказал какую-нибудь глупость?».

Позже, уже после смерти императрицы, Платон станет одним из заговорщиков. Будут даже рассказывать, что именно он нанес Павлу удар табакеркой в висок. Но до этого Павлу предстоит править еще почти пять лет, не раз удивляя своими приказами подданных.

Когда-то Екатерина получила в наследство от Елизаветы недостроенный Зимний дворец и опустошенную казну. Большие реформы и победоносные войны императрицы, конечно, требовали больших финансовых вложений. Для того чтобы «свести концы с концами», Екатерина начала выпуск бумажных ассигнаций, обеспечение которых золотом постоянно уменьшалось. В итоге, чтобы остановить обесценивание банкнот, по приказанию нового императора на площади перед Зимним дворцом были сожжены пять с лишним миллионов рублей ассигнациями, а серебряные сервизы из дворцовых хранилищ переплавили в монету. Павел Петрович заявил, что будет есть на олове до тех пор, пока курсы серебряного и бумажного рубля не стабилизируются.

Но главные реформы Павла, разумеется, касались армии. Он считал (и не без оснований), что при его матери офицеры, особенно гвардейцы, распустились и совершенно утратили представление о дисциплине, и, вероятно, его мнение справедливо. Полковой адъютант Измайловского полка Е. В. Комаровский писал: «…при Павле образ жизни наш, офицерский, совершенно переменился. При императрице мы думали только о том, чтобы ездить в театры, общества, ходили во фраках, а теперь с утра до вечера сидели на полковом дворе и учили нас всех, как рекрутов».

Другой офицер вспоминал: «Служба при Екатерине была спокойная: бывало, отправляясь в караул (тогда в карауле стояли бессменно по целым неделям), берешь с собой и перину с подушками, и халат, и колпак, и самовар. Пробьют вечернюю зорю, поужинаешь, разденешься и спишь, как дома. Со вступлением на престол Павла служба сделалась тяжелая, строгая…».

Уже 29 ноября 1796 г., то есть через три недели после воцарения Павла, появились воинские уставы о конной и пехотной службе, а 25 февраля – Морской устав.

Павел лично участвовал во всех разводах и вахтпарадах гвардии и вникал во все мелочи. При нем гвардия и армейские полки получили новые мундиры по прусскому образцу, штиблеты, парик с буклями и косой. Причем эти мундиры были почти на 100 руб. дешевле мундиров екатерининской поры. И хотя Александр Васильевич Суворов ворчал: «Букли – не пушки, пудра – не порох, коса – не тесак, я – не немец, а природный русак», а 6 февраля 1797 г. был уволен в отставку, позже даже арестован, но затем примирился с императором, отправился в Итальянский поход, а оттуда – в Швейцарию и в благодарность за труды получил от императора звание генералиссимуса.

Суворов был чудаком, причем чудаком весьма строптивым и острым на язык, из-за чего не раз попадал в неприятности. Но за полководческий гений ему многое прощалось. Другим, менее талантливым офицерам пришлось хуже. Павел не желал смотреть сквозь пальцы на их мелкие грешки. Новый воинский устав запрещал офицерам делать долги, занимать деньги и товары в кредит. Должников теперь сажали под арест, и полковой командир обязан уплатить долг, вычитая деньги из офицерского жалованья.

Офицер теперь персонально отвечал за муштру своих солдат и легко мог быть наказан за нерадивость: исключен из службы, а то и отдан под суд. Прекратились тянувшиеся годами отпуска. Покончено с распространенной при Екатерине и упомянутой Пушкиным практикой, когда младенцы зачислялись в полки еще в утробе матери и к своему совершеннолетию достигали уже офицерского чина.

В годы правления Павла начались массовые увольнения в отставку офицеров, начинавших службу при Екатерине. На их место приходили новые – молодые и амбициозные, готовые соблюдать новые правила игры.

Однако не все соглашались покорно уйти со своих весьма доходных мест. Нашлись такие, кто решил, что будет лучше, если уйдет сам император. А еще Павел не любил и не умел делать то, что так превосходно умела делать Екатерина: нравиться людям и ладить с ними. Как и его отец, он считал, что его царской крови будет достаточно для того, чтобы никто не сомневался в его приказаниях. Когда же они не исполнялись или исполнялись медленно и плохо, он впадал в гнев, который казался ему справедливым. Он отдавал приказания, пытавшиеся регламентировать все стороны жизни своих подданных, так как ему представлялось, что все делается не так, как должно. А между тем его недоброжелатели распускали слухи о том, что император сошел с ума. В XIX в. эта версия, объяснявшая причины преждевременной кончины императора, стала общим местом. «Нет сомнений, – писала Александра Осиповна Смирнова-Россет, – что несчастный Павел был подвержен припадкам сумасшествия. Но кого же он сделал несчастным? Он ссылал в Москву, в дальние губернии. При нем не было рекрутского набора, нового налога, не было войны. Россия была покойна. Я раз говорила князю Дмитрию Александровичу Хилкову, что император Павел навел страх Божий на всю Россию. „Скажите – на Петербург. Страх Божий – начало премудрости“».

Однако некоторые указы Павла казались вполне разумными даже его современникам. Так, уже 5 апреля 1797 г., в день своего коронования, Павел I обнародовал «Акт о престолонаследии», который с небольшими изменениями просуществовал до февраля 1917 г.

Дело в том, что до этого времени в России все еще действовал петровский указ о престолонаследии 1722 г., по которому император мог сам назначить своего преемника, будь он даже не царского рода, а просто, как писал Петр, «любой честный юноша». В последние годы своего царствования Екатерина не раз грозилась передать престол «через голову» Павла любимому внуку Александру. И, взойдя на трон, Павел решил лишить будущих правителей возможности подобного шантажа и избежать опасностей повторения «междуцарствия».

Акт определял строгую очередность в порядке наследования престола, чтобы в будущем было невозможно отстранить от власти законных наследников. Звучал он так:

«Акт, Высочайше утвержденный в день священной коронации Его Императорского Величества и положенный для хранения на престол Успенского собора.

МЫ ПАВЕЛ, Наследник, Цесаревич и

Великий Князь, и МЫ, Супруга Его МАРИЯ

Великая Княгиня.