Андрей Колганов - Что такое социализм? Марксистская версия

В этих условиях раскол социал-демократии стал не только свершившимся фактом, но и оформился организационно. II Интернационал был парализован разбеганием социал-демократических партий на службу «своим» правительствам (что делало невозможным какую-либо международную солидарность в борьбе за интересы рабочих, против капиталистической эксплуатации) и фактически прекратил свое существование. Прежние социал-демократические партии переживали период расколов и перегруппировок. Из них выделилось революционное крыло, ориентирующееся на опыт большевистской партии в России. Левое революционное течение в социал-демократии приступило к созданию собственных политических партий. Партии этого крыла стали называться коммунистическими и в 1919 году образовали III-й (Коммунистический) Интернационал - Коминтерн.

К 1924 году стало ясно, что волна мирового революционного кризиса схлынула. Победа фашизма в Италии в 1922 году, полный провал попыток вооруженного восстания в Германии и в Болгарии в 1923 году, в Эстонии - в 1924 году, показали это со всей очевидностью. Наступил период, который в официальных советских документах и документах Коминтерна именовался периодом частичной стабилизации капитализма. Российская революция устояла под натиском сил внутренней и внешней контрреволюции, но оказалась в государственной изоляции - больше нигде в мире революции под социалистическими лозунгами не удалось победить.

Таким образом, первоначально предполагавшиеся условия движения России к социализму не были реализованы, и перед партией большевиков встал вопрос о самой возможности сохранения русской революции в условиях изоляции. Возможно ли движение к социализму в отсталой стране, да к тому же еще и лишенной поддержки победившего пролетариата более передовых стран? Этот вопрос стал одним из тех, которые раскололи российскую коммунистическую партию и привели ее к гибели.

Итак, революционный кризис 1917-1923 гг. слабо затронул многие страны развитого капитализма, и даже в тех из развитых стран, которые испытали глубокие революционные потрясения, нигде не привел к власти пролетарские партии, выступающие под социалистическими лозунгами, хотя везде повлек за собой более или менее серьезные реформы. Так, например, по решению Вашингтонской конференции 1919 года правительства развитых стран пошли на реализацию одного из давних требований II Интернационала - введение 8-часового рабочего дня. Эти обстоятельства свидетельствовали о том, что капитализм, как система, хотя и столкнулся с серьезным кризисом, но далеко не исчерпал потенциал своего развития, и смог выйти из кризиса, сделав шаг вперед в своем совершенствовании.

С политической стороны это выразилось в том, что почти все ранее существовавшие пролетарские политические партии с социалистической программой (социал-демократия) предпочли достижение компромисса с буржуазией и удовольствовались серьезными уступками с ее стороны, не посягая на основы капиталистического строя. Лишь часть пролетарского движения пыталась пойти по пути социалистических преобразований, но везде, кроме России, потерпела поражение.

К сожалению, рабочее движение не нашло ответа на вопрос: какой должна быть практическая программа революционной социалистической партии в условиях, когда революционная ситуация уже не является делом обозримого будущего? Отсутствие этого ответа во многом определило характер раскола социалистического движения в ходе мирового революционного кризиса: движение встало перед непростым выбором между ренегатством и утопизмом.

Большинство социал-демократии отказалось от ставки на социалистическую революцию, как на свою ближайшую цель. Хотя некоторые социал-демократические партии сохранили указание на социалистическую революцию и ниспровержение капиталистической системы как на свои программные цели, фактически эта цель отодвигалась в неопределенное будущее. На первый план все более открыто выдвигалась борьба за реформы путем классового сотрудничества. Полный программный отказ социал-демократии от революции произошел уже после 2-й мировой войны, фактически же идея революции уже была похоронена (не без колебаний, о чем свидетельствовали руководимые социалистами вооруженные выступления в Австрии в 30-е гг.).

Это было, несомненно, предательство прежних лозунгов и идеалов, обусловленное, однако, не личными субъективными качествами партийных вождей (хотя и эти качества сыграли свою роль в эволюции социал-демократии), а позицией значительной части того рабочего движения, на которое опирались социал-демократы. Первая мировая война и революционный кризис лишь ускорили эту эволюцию, теоретическим предтечей которой в свое время выступил Эдуард Бернштейн.

Образовавшееся в результате раскола левое крыло социалистического движения отказалось от имени социал-демократов, и партии этого левого крыла стали называться коммунистическими. Эти партии исходили из тезиса об уже достигнутой готовности стран, где получил развитие капитализм, к социалистической революции. Фактически это означало курс на революцию здесь и сейчас. Неудача этого курса (которая, естественно, считалась временной), выявившаяся в 20-е гг., привязала компартии к политике СССР, который выступал в их глазах и как символ победоносной социалистической революции, и как зримое свидетельство ее возможности, и как материальная опора Коммунистического Интернационала.

Политический раскол рабочего движения крайне осложнил решение проблемы социалистической революции для коммунистических партий и для той части социал-демократии, которая еще не готова была полностью отказаться от выдвижения революционных целей. Как возможна антикапиталистическая революция, если в рабочем движении нет единства действий против власти буржуазии?

В Коминтерне сразу же сформировались два ответа на этот вопрос. Первый - идейно разгромить социал-демократию и перетянуть социал-демократических рабочих на свою сторону. Второй - проводить в отношении социал-демократии тактику единого фронта борьбы против власти капитала.

В.И. Ленин в своей работе «Детская болезнь левизны в коммунизме» по существу предлагал сочетать обе эти тактики: стремясь идейно и политически изолировать соглашательскую верхушку правой социал-демократии, перетягивать на свою сторону левое крыло социал-демократов, не отказываться в тоже время идти на соглашения о совместных действиях. Подобную же линию отстаивал в Коминтерне Л.Д. Троцкий, и на короткое время она даже получила официальное оформление. Однако вскоре после смерти Ленина в Коминтерне возобладала крайне сектантская позиция И.В. Сталина и Г.Зиновьева, согласно которой разгром социал-демократии как агентов буржуазии в рабочем движении есть необходимая предпосылка революции. Более того, главным врагом объявлялась левая социал-демократия, как наиболее изощренно маскирующаяся агентура буржуазии. По отношению к социал-демократам стал широко применяться ярлык «социал-фашисты».