Ольга Тогоева - Еретичка, ставшая святой. Две жизни Жанны д’Арк

Тем не менее, настоящий праздник епископу удалось организовать только в 1855 г. и, если судить по сохранившимся архивным материалам, он действительно был проведен с размахом. К его началу было приурочено издание специальной брошюры, в которой излагалась история возникновения «дня Девы», а также приводилась примерная программа готовящихся четырехдневных торжеств. В них, в частности, входили открытие конной статуи Жанны д’Арк [2696], концерт, банкет и бал [2697]. Религиозная процессия должна была включать в себя «историческую кавалькаду», в которой впервые за многие годы приняли участие потомки Пьера д’Арка, родного брата французской героини. Барон де Гокур, потомок Рауля де Гокура, капитана Шинона и бальи Орлеана, также обещал присутствовать на празднике и прислал для его проведения знамя своего предка [2698]. Панегирик в этот год читал сам монсеньор Дюпанлу, и его текст сразу же опубликовала местная газета « Le Moniteur du Loiret » [2699]. Неизвестный автор, описывая свои впечатления, сообщал, что слушателям «следовало быть сделанными из мрамора», чтобы их не проняли слова епископа ( il faut être de marbre pour ne pas être touché ) [2700].

Следует, однако, отметить, что речь Дюпанлу, хотя он и придерживался сугубо агиографического дискурса, не носила сколько-нибудь революционного характера. Как и в панегирике его предшественника, упоминавшегося выше известного католического историка Э. Бартелеми де Борегара, приглашенного в Орлеан в 1850 и 1853 гг. [2701], единственной действительно религиозной темой данного текста стало уподобление Жанны д’Арк Иисусу Христу. Если Бартелеми настаивал на подобном сходстве, исходя прежде всего из обстоятельств смерти обоих героев (девушка была предана, продана и осуждена точно так же, как Спаситель) [2702], то Дюпанлу лишь развивал данный сюжет. Вспоминая о том, что «Каиаф и Иуд хватает во все времена», он называл гибель Жанны на костре ее «триумфом» ( gloire ) и ее Голгофой ( Calvaire ) [2703]. Тем не менее, в отличие от Бартелеми [2704], он нигде в тексте не обращался прямо к теме возможной святости Девы.

Содержание речи Дюпанлу, таким образом, полностью противоречило ее трактовке в современной историографии как текста, в котором впервые прозвучала идея святости Жанны д’Арк «в каноническом смысле этого слова» [2705]. С желанием епископа Орлеанского видеть в своей героине святую и с широчайшей известностью, которую получил данный текст во Франции связывается, в частности, первое официальное прошение о канонизации Девы, которое императору Наполеону III направил в ноябре 1855 г. Пьер-Жозеф-Наполеон Бёре, кюре Сормонна (Арденны) [2706]. Кратко останавливаясь на основных этапах пути своей героини и особо выделяя среди них ее мученическую смерть ( martyre ) [2707], он писал о том, что отсутствие у Жанны наград за ее свершения при жизни отнюдь не означает, что они не получила их от Господа [2708]. Ее «исключительно святая жизнь» ( une vie si sainte ), создавала, с точки зрения Бёре, все необходимые условия для того, чтобы просить папский престол о начале канонизационного процесса в отношении Девы [2709].

Несмотря на то, что перечисленные в письме условия канонизации (Божественный характер миссии Жанны д’Арк, ее верность христианским добродетелям, совершенные ею чудеса, исполнившиеся пророчества, а также принятое ею мученичество) полностью соответствовали разработанной в начале XVIII в. официальной процедуре [2710], призыв провинциального священника — и это обстоятельство современные исследователи никак не комментируют — остался без какого бы то ни было ответа. С моей точки зрения, связано это было прежде всего с тем, что в Орлеане — единственном месте, где действительно хорошо помнили и активно почитали Жанну д’Арк, — данная идея на тот момент еще не рассматривалась. И подтверждением тому является содержание панегириков, которые произносились здесь после 1855 г. и авторов которых выбирал сам монсеньор Дюпанлу. Безусловно, они уделяли внимание религиозной составляющей в образе Жанны д’Арк, заявляя, что все в ней «было посвящено Богу» [2711]. Они также подробно останавливались на ее сравнении с Христом, особо акцентируя тему мученичества (т. е. плена, суда и казни девушки) [2712]. И тем не менее, идея святости не являлась главной в этих панегириках: их авторы редко использовали данное понятие, и его конкретное содержание (основания для официального признания их героини истинной святой) никак не разрабатывалось [2713].

Перелом, насколько можно судить, наступил лишь в 1859 г., когда произносить очередную речь в честь Жанны д’Арк Дюпанлу пригласил Луи Шевойона. Важно отметить, что самого епископа Орлеанского не было в тот год на торжествах 8 мая [2714]. Сложно сказать, насколько данное обстоятельство повлияло на содержание прочитанного панегирика, однако именно в нем — после традиционных рассуждений о посланнице Свыше ( inspirée de Dieu ) [2715]и сравнений с Иисусом Христом (которому на сей раз Жанна уподоблялась не только в смерти, но и в своих деяниях) [2716]— довольно неожиданно следовали вопросы, обращенные к собравшимся в соборе св. Креста представителям клира. Шевойон желал знать, с какой целью каждый год в Орлеане отмечают праздник 8 мая и славят культ Жанны д’Арк и собираются ли местные церковные власти сделать ее своей официальной святой [2717]. На данный момент, отмечал он далее, никто не предпринял необходимых шагов, и произойдет ли это в будущем, покрыто завесой тайны, знать которую может лишь Господь. Но ничто не может помешать надеяться ( exprimer une espérance ) на такой исход дела [2718].

Как представляется, именно речь Шевойона 1859 г. могла положить начало тому длительному процессу, который в результате привел к официальной канонизации Жанны д’Арк. Тема святости ( sainteté de Jeanne d’Arc ) девушки постепенно превращалась в одну из основных в панегириках, произносившихся в Орлеане в 1860-х гг.: ее поднимали Шарль-Эмиль Фреппель в 1860 г., Анри Перрейв в 1862 г., Александр Тома в 1864 г. [2719]Эти же ораторы начали разрабатывать и иные, совершенно новые для орлеанских панегириков XIX в. сюжеты. Прежде всего они полагали недопустимым обвинять католическую церковь в гибели Жанны д’Арк, поскольку руанские судьи не могли выдавать себя за ее представителей: единственным, кто имел на это право, являлся папа римский, которому, тем не менее, не были переданы материалы следствия [2720]. Таким образом, обвинительный процесс 1431 г. не рассматривался панегиристами как законный, в отличие от процесса по реабилитации 1455–1456 гг., результаты которого были подтверждены официальной буллой [2721]. Интересное развитие получила и тема предательства, якобы совершенного в отношении Жанны ближайшим окружением Карла VII: ораторы считали саму постановку подобного вопроса неправомерной, поскольку декларируемая ими святость девушки предполагала неизбежность мученичества, которое она претерпела [2722]. Иными словами, как и в случае Иисуса Христа, речь шла о предрешенной Свыше судьбе, повлиять на которую простым людям было не дано: терновый венец, ожидавший Жанну в конце земного пути, не был «вознаграждением» за ее труды, он означал продолжение ее миссии, но уже на небе [2723].