Ольга Тогоева - Еретичка, ставшая святой. Две жизни Жанны д’Арк

Тем не менее, насколько можно судить по сохранившемуся в архиве Орлеана черновику материалов ординарного процесса, далеко не все из одиннадцати привлеченных к следствию свидетелей готовы были занять соглашательскую позицию [2804]. Безусловно, в показаниях А. Валлона, самого именитого и важного свидетеля на процессе 1874–1875 гг., Жанна д’Арк представала в том же каноническом образе святой, какой был запечатлен на страницах его исторического труда [2805]. Валлон признавал героическими (т. е. присущими ей в высшей степени) все христианские добродетели Жанны д’Арк [2806]. Он сообщал, что ее репутация святой подтверждалась не только показаниями на процессе по ее реабилитации, но уже содержанием тех обвинений, которые были ей предъявлены в 1431 г. [2807]Тот же источник он использовал и для обоснования тезиса о чудесах, совершенных его героиней при жизни: оживление ребенка в Ланьи, писал он, было сочтено настолько выдающимся событием ( un miracle ), что о нем Жанну специально допрашивали в Руане [2808]. Что же касается ее почитания после смерти, то здесь Валлон в качестве одного из доказательств приводил «изображение XV в.», на которой девушка была представлена вместе с Девой Марией, младенцем Иисусом и архангелом Михаилом и — как и все они — имела нимб над головой [2809]. (Илл. 39) Позицию Валлона в большей или меньшей степени разделяли Н.-Ф. Дешан, граф де Пибрак, А.-Л. Виго и М. де Саль. Все они признавали героический характер присущих девушке добродетелей и подробно рассказывали о якобы совершенных ею чудесах. Конечно, списки последних могли варьироваться. Например, для Дешана таковыми являлись узнавание Робера де Бодрикура в Вокулере и дофина Карла в Шиноне, нахождение меча в Сент-Катрин-де-Фьербуа и оживление ребенка в Ланьи [2810]. Граф де Пибрак особо упирал на освобождение семи французских городов всего за четыре месяца [2811], А.-Л. Биго упоминал только случай оживления [2812], а М. де Саль отмечал, что вся жизнь Жанны была одним непрекращающимся чудом ( un miracle perpétuel ) [2813]. Тем не менее, все эти свидетели полагали, что уже при жизни Жанна снискала себе репутацию святой [2814], а после смерти удостоилась всенародного почитания [2815]. Если бы ее останки не были выкинуты в Сену, писал Н.-Ф. Дешан, а были бы захоронены в Домреми или Орлеане, ее могила превратилась бы в место настоящего паломничества ( la vénération publique ) [2816].

Остальные шесть свидетелей, однако, придерживались иного мнения по данному вопросу. Некоторые из них, как, например, А. Жермон, Ш. Кошар и М.-Л. Баше, отказывались давать показания о чудесах Жанны д’Арк, заявляя, что ее деяния сложно подвести под каноническое определение «чудесного», а сама она никогда не говорила о том, что творит чудеса [2817]. Для А. Жермона столь же спорным оказывалось и утверждение об исключительном милосердии Девы, которое, как он признавался, он оценить не в состоянии [2818]. Он ничего не говорил о восприятии Жанны как святой при ее жизни, обходили этот вопрос молчанием и П.-Э. Омберг, Э.-А. Жанти, Л.-Ф. Додье [2819]. Ш. Кошар аккуратно ссылался на тот факт, что «современники считали» Жанну «набожной, простой и целомудренной» девушкой, «истинной католичкой» [2820]. М.-Л. Баше полагал, что при жизни она считалась «такой хорошей девушкой, как если бы она была святой» [2821]. Даже посмертное почитание Девы подтверждали не все свидетели на процессе 1874–1875 гг.: например, Э.-А. Жанти, описывая памятники Жанне, установленные в Орлеане и Руане, не использовал сам термин «почитание» ( vénération ), а Ш. Кошар и вовсе отказывался высказываться по данному пункту [2822].

И все же, несмотря на достаточно противоречивые мнения свидетелей, заслушанных в ходе следствия 1874–1875 гг., епископ Дюпанлу решился отправить материалы ординарного процесса папе Пию IX. В письме от 2 января 1876 г., адресованном одному из адвокатов веры, он торопил своих коллег с изготовлением чистовой копии текста и отсылкой ее министру иностранных дел Франции, который взял на себя труд «в тот же день» переправить ее в Рим [2823]. К тому же времени относилась и его просьба, обращенная к прелатам Франции и Бельгии, направить в Конгрегацию обрядов письма в поддержку канонизации Жанны д’Арк [2824], о чем его просил кардинал Билио. Данные послания, по мнению представителя Ватикана, должны были лишний раз засвидетельствовать желание всего французского общества получить новую национальную святую [2825]. О том же говорили и ораторы, выступавшие в Орлеане с традиционными панегириками 8 мая. Так, в 1876 г. Морис д’Ульст, сравнивая Деву с уже канонизированными святыми, заявлял, что надеется на скорейшее официальное признание данного статуса и за своей героиней, тем более, что орлеанцы «только что отправили понтифику свои горячие пожелания подобного признания» [2826]. Ему вторил в 1877 г. Жак-Мари-Луи Монсабре, заявлявший, что присутствующим и так все хорошо известно о Жанне д’Арк, и ему приходится быть лишь «эхом» предшествовавших панегиристов [2827].

Однако, политические перемены, как раз в это время захлестнувшие Францию, не позволили епископу Орлеанскому в полной мере достичь своей цели. Обострившаяся в 1877–1878 гг. борьба за власть между монархистами и республиканцами привела в январе 1879 г. к отставке президента Мак-Магона и избранию на его место Жюля Греви. Победа Республики вела, по выражению современных исследователей, к «созидательной эйфории» [2828], в ходе которой «Марсельеза» стала официальным гимном французов [2829], а 14 июля — их национальным праздником [2830]. В рамках той же программы актуализировалось и обращение к истории, точнее, к эпохе Просвещения, в деятелях которой республиканцы видели своих непосредственных предшественников и почитание которых в конце XIX в. вылилось в широкомасштабную установку памятников, названную М. Агюйоном «статуоманией» [2831]. Подобные изменения в политической жизни не могли не привести к радикальной поляризации французского общества. И первым открытым столкновением монархистов и республиканцев в этот период стал проект по организации праздников в честь двух выдающихся мыслителей прошлого — Руссо и Вольтера [2832].

Следует отметить, что Вольтер на протяжении всего XIX в. оставался для почитателей Жанны д’Арк человеком, оскорбившем память о ней, единственным французским автором, чье имя постоянно упоминалось в орлеанских панегириках в негативном ключе. Начиная с 1809 г., когда аббат Нутейн прямо обвинил «философа» в том, что он усомнился в целомудрии своей героини [2833], данная тема оставалась для ораторов одной из излюбленных. Даже в 1817–1830 гг., когда представители церкви практически не принимали участия в организации торжеств 8 мая, обвинения Вольтера в том, что он «обесчестил Жанну», что он «опозорил и осмеял» ее, что он видел в ее действиях обман или политическую интригу [2834], по-прежнему звучали в речах панегиристов. С восшествием на епископскую кафедру Орлеана монсеньора Дюпанлу данная тема получила лишь новое развитие, ибо для этого последнего Вольтер всегда оставался главным врагом [2835]. Свое личное отношение он, как кажется, передал и приглашаемым на праздник 8 мая ораторам.