Ольга Тогоева - Еретичка, ставшая святой. Две жизни Жанны д’Арк

Действия руанского трибунала в 1455–1456 гг. заставляют нас, таким образом, совершенно иначе, нежели было принято раньше, оценить характер проведенных слушаний. Следует, на мой взгляд, понимать, что целей у данного процесса было не одна, а несколько. Помимо признания результатов расследования 1431 г. недействительными — по причине их несоответствия нормам процессуального и канонического права — судьи в первую очередь стремились сформировать совершенно новый образ самой Жанны д’Арк. На основании доктрины discretio spirituum при оценке личности французской героини в 1455–1456 гг. были впервые открыто использованы концепты святости и чуда, проведено ее сравнение не только с библейскими пророками, но и со средневековыми канонизированными святыми. Таким образом, к концу XV в., как кажется, во французском обществе уже вполне сформировалось представление об Орлеанской Деве как об истинном пророке, получавшем откровения непосредственно от Господа, как о мученице, принявшей смерть от врагов, и, подобно Иисусу Христу, одержавшей над ними победу, как о новой святой королевства, ни в обстоятельствах жизни, ни в своих чудесах не уступавшей иным официально признанным святым.

Что касается последующего развития этих идей, то вторым этапом формирования образа святой Жанны д’Арк следует, на мой взгляд, признать первую половину XVI в. Главной отличительной чертой данного периода стали частичное изменение парадигмы, в рамках которой воспринималась Орлеанская Дева, и определенный спад интереса к ее личности и деяниям (в частности, к ее возможной святости). Связано это оказалось, на мой взгляд, не столько с радикальными изменениями политического климата в стране, как считалось до сих пор в современной историографии, сколько с изменением принципов французского историописания, испытавшего на рубеже XV–XVI вв. сильнейшее влияние итальянской гуманистической мысли. Героизация прошлого и, как следствие, фиксация внимания большинства авторов на фигуре правителя на какое-то время превратили Жанну д’Арк во второстепенного персонажа национальных «Историй» первой половины XVI в. Однако обращение к жизнеописаниям знаменитых людей, в большом количестве появившимся в это время во Франции под влиянием итальянского Возрождения, позволяет, как мне кажется, опровергнуть распространенное в историографии мнение о том, что Орлеанская Дева полностью исчезла из исторических сочинений раннего Нового времени, поскольку в источниках данного типа она продолжала оставаться одним из главных действующих лиц.

Изменения в жанровой принадлежности текстов, посвященных отныне истории Жанны д’Арк, породили, тем не менее, совершенно особенные стилистические приемы, используемые авторами этих произведений. Агиографический дискурс, в большей степени присущий сочинениям XV в. (будь то богословские труды или хронистика), оказался в определенной мере вытеснен дискурсом героическим с его вниманием к античной истории и ее персонажам, с последовательной и весьма глубокой разработкой параллелей в судьбах Орлеанской Девы, с одной стороны, и Камиллы, Афины Паллады, Пентесилеи и Беллоны, с другой. Иными словами, французские авторы первой половины XVI в. стремились в первую очередь подчеркнуть в своей героине не столько ее христианские добродетели (исключительную набожность, целомудрие, ненависть к богохульникам, милосердие, и т. д.), сколько прежде всего ее доблесть, смелость в бою и ненависть к врагам, доходящую порой до кровожадности, наделяя ее при этом совершенно мужскими чертами и превращая из Virgo (девственницы) в Virago (женщину-воина).

Тем не менее, сборники жизнеописаний знаменитых людей, в которых излагались события жизни Жанны д’Арк, наравне с рассказами об античных героях включали в себя, причем буквально с начала XVI в., и истории библейских и средневековых святых, часто становившиеся основным (если не единственным) контекстом для изложения деяний Орлеанской Девы. Иными словами, даже в этот период всеобщей героизации истории и связанного с ней преимущественного внимания к фигурам правителей прошлого парадигма discretio spirituum , как мне кажется, не вполне исчезла из сочинений, посвященных Жанне, хотя и отошла в них на второй план. Соответственно, представления о девушке как о святой также не были полностью забыты.

С очередной актуализацией данной темы оказался связан третий этап процесса мифологизации образа Жанны д’Арк во Франции, пришедшийся на вторую половину XVI — первую половину XVII в. Историки этого времени находились под сильнейшим влиянием «теологического поворота», явившегося своего рода осмыслением Религиозных войн и характеризующегося повышением внимания к провиденциализму и роли пророков в истории общества. Именно он спровоцировал новые изменения в том числе и в понимании личности и деяний Орлеанской Девы, вызвав к жизни своеобразный «симбиоз» героического и агиографического дискурсов, в рамках которого рассматривался отныне ее образ. В нем сочетались гуманистическая идея личной ответственности людей за происходящее и христианское понимание исторического процесса как воплощения в жизнь замыслов Господа.

В тот же период, согласно решениям Тридентского собора, доктрина discretio spirituum получила статус единственно возможного способа доказательства святости того или иного человека и вновь заняла центральное место в оценке образа Жанны д’Арк. Признавая свою героиню пророком, авторы второй половины XVI — начала XVII в. особое внимание уделяли возникшей в период становления абсолютизма идее о том, что только святая Дева могла прийти на помощь истинному правителю. Как следствие, в их произведениях вновь актуализировалась дихотомия «святая/ведьма», имевшая первейшее значение в оценке деятельности Жанны в XV в. В XVI–XVII вв. в ее трактовке, однако, сказывалось прежде всего влияние «охоты на ведьм», пришедшейся во Франции на 1560–1650 гг., демонологических концепций этого времени, а также первых массовых процессов над одержимыми. Важной особенностью созданных в рамках данного дискурса текстов, как мне представляется, являлось крайне жесткое и последовательное противопоставление французов-католиков и англичан-протестантов, военные столкновения которых в ходе Столетней войны отныне рассматривались как непримиримая борьба истинных христиан с неверными пособниками дьявола.

Своеобразным развитием этой темы в конце XVI — первой половине XVII в. стал спор о Жанне д’Арк между французскими католиками и протестантами, интерпретировавшими историю Орлеанской Девы согласно своим религиозным установкам. В их сочинениях, в определенной мере воспринявших проанглийски ориентированную историографическую традицию XV в., девушка представала не в привычной ипостаси «святой» или «ведьмы», но рассматривалась как обманщица, утратившая девственность в войсках и ставшая пешкой в политических интригах королевских советников и капитанов. Для католических авторов, в большинстве своем почитавших протестантов еретиками и приспешниками Сатаны, делом чести оказалось восстановление доброго имени их героини. Таким образом, на период так называемого «католического Возрождения» во Франции (первая половина XVII в.) пришелся настоящий «прорыв» в развитии представлений о святости Орлеанской Девы. Кардинал Ришелье, с именем которого следует, как мне кажется, в первую очередь связать эти изменения, попытался превратить Жанну д’Арк в идеальную героиню эпохи абсолютизма — добрую христианку и провидицу, которая оказала неоценимую помощь королю и избавила его страну от захватчиков, не только посягнувших на чужие земли, но и предавших (приняв протестантизм) истинную веру. Таким образом, для Ришелье и целого круга авторов, произведения которых были созданы по его прямому указу, Жанна являлась уже не просто Божественной избранницей и истинным пророком, но превратилась в мученицу за веру и, как следствие, в святую. Наиболее ярко этот образ был очерчен в поэме «Освобожденная Франция» Жана Шаплена, также написанной по заказу кардинала Ришелье. В ней святость Девы уже не рассматривалась как возможность, но постулировалась как данность, не подлежащая сомнению.