Фольклор - Армянские предания

Не преодолев подъёма в суровых горах, Мануг к рассвету вернулся назад. Крестьяне уже запрягали быков. Озябшие дети помогали им. «А мои ещё спят – устали от танцев и пиров. И долго ещё будут спать… Да и я усыплён. Разве раньше мог бы пройти мимо крика нищеты!» – И вдруг за спиной услышал голос гончара:

– Никого теперь не видит Мануг. У него сейчас позолоченные глаза!.. Сжался Мануг от оскорбления – знал: заслуженного – и побежал в старый дом. Выбил заколоченную дверь. Схватил поломанные кисти, когда-то верой и правдой служившие ему. Прижал к груди. И сказал он кистям, как погибшим воинам:

– С тех пор, как я вам изменил, души обездоленных стали недоступны мне. Я куплен богатством, которое уродует моих детей, похитило мой дар. Теперь я не хуже других обманываю народ. Но обманывать можно и без позолоченных глаз. Так пусть же ослепнет уводящий Упал Мануг на палитру с засохшими красками. Палитра покрылась кровью – последней краской художника.

Покоряя страны, порабощая народы, дошел до Армянского нагорья мировержец Тугрил. Захватил он множество уделов, превратил в развалины великолепную столицу Багратидов – Ани и, наконец, раскинул стан на берегу Ванского моря.

На рассвете, глядя на окутанный синей пеленой остров Ахтамар, предводитель сельджуков замышлял новые завоевания, мечтал о новой славе.

Его раздумье прервал гонец вестью о том, что. несмотря на яростные приступы, осажденный замок Арджеш не сдается, ибо как лев сражается во главе своих смельчаков обороняющий крепость юный годами, но уже зрелый воин, сын владетеля края Татул.

– Молод Татул, – рассказывал вестник, – но великан он ростом и обладает силой сорока буйволов. Ростом он по плечу всаднику, не знает промаха стрела его, а дуга широкотетивного его лука напоминает радугу.

Отдает он приказ – и крепостные стены дрожат от громового его голоса!

Мрачно выслушал вестника Тугрил. Схватившись за рукоятку меча, повелел он сыну сестры, своему единственному наследнику:

– Даю тебе, Давуд, срок до восхода солнца: покоришь крепость и живым приведешь ко мне Татула!

– Повелел – будет исполнено! – отозвался Давуд и, вскочив на коня, поскакал к замку.

Увидев юного всадника на игравшем под ним скакуне, Татул крикнул:

– Выслушай меня, о правая рука и наследник могущественного Тугрила! Зачем нам истреблять безвинных людей и навлекать на себя проклятия женщин и стариков?!

Но надменный сельджук прервал Татула:

– Не жди пощады от меня! Если не хочешь кровопролития, – сдайся, склони свой меч перед великодушием всесильного Тугрила, и он сохранит тебе жизнь!

– Милости не прошу я у врага, а у тебя – жизни! – усмехнулся Татул – Коль бесстрашен ты, выходи, скрестим мечи, и пусть одержит победу тот, у кого десница сильнее и у кого дело правое.

В замешательство привел Давуд а неожиданный вызов: почувствовал страх он, припомнив рассказ вестника. Но горд был Давуд и самолюбив. Никогда в жизни не отступал он перед врагом, ни разу не дрогнул меч у него в руке.

Задумался на мгновение наследник Тугрила и высокомерно ответил:

– Принимаю твой вызов! Померимся силами, и ты почувствуешь мощь моего меча, как почувствовали ее другие богатыри, начиная от Турана до Ирана и от Турана до Вана.

И задрожала земля. Воины со страхом следили, как сшибались мечи с бронзовыми щитами у сражавшихся. Гром щитов и лязг мечей донесся до лагеря сельджуков, долетел до шатра самого Тугрила.

Вдруг смолк лязг мечей, и все нагорье погрузилось в тишину. Замерли взметнувшиеся волны Ванского моря, и только что выскользнувший диск солнца застыл на склоне горы.

Зловещая тишина заставила встрепенуться Тугрила. Что это значит, почему молчат бесстрашные воины, пронесшие славу своего непобедимого предводителя от востока до запада?

Но вот к шатру Тугрила на вспененном скакуне примчался всадник, пал на колени перед порогом и прерывающимся голосом поведал о том, что в поединке с молодым князем сражен наследник Тугрила.