Руслан Скрынников - Дуэль Пушкина

Что касается стихов «На 14 декабря», следствие о них вёл уже не Дибич, а Бенкендорф, глава нового ведомства. (Рескрипт об образовании III Отделения был опубликован как раз 8 сентября 1826 г.) К началу сентября жандармское расследование, видимо, находилось на ранней стадии. Вопрос не созрел для доклада императору. Получив донос от Скобелева в августе 1826 г., шеф жандармов дал задание генералу уточнить, «тот ли это Пушкин, который живёт во Пскове, известный сочинитель вольных стихов? […] Стихи сии самим ли Пушкиным переписаны? […] Где подлинники находятся?» [53] Русская старина. 1883. № 6. С. 691—692. На выяснение всех обстоятельств требовалось время. Лишь заполучив нужные сведения, следователи 26 сентября вынесли решение о проведении допроса Пушкина. Бенкендорф доложил Николаю I результаты расследования и убедил его, что полное освобождение «сочинителя вольных стихов» от всякой цензуры создаёт угрозу безопасности государства. Решение о допросе было вынесено 26 сентября, а 30 сентября глава III Отделения уведомил поэта, что все его сношения с царём будут идти через него, Бенкендорфа, и что государь изволил сам взять на себя обязанности цензора сочинений Пушкина. Таким образом, формула о личной цензуре императора появилась на свет лишь через три недели после аудиенции в Кремле.

За несколько месяцев до восстания 14 декабря 1825 г. поэт написал и издал стихи «Андрей Шенье». При публикации часть строф была вымарана цензурой. Эти строфы были включены в рукописный список сочинения. Случилось так, что учитель Леопольдов дал списку заголовок «На 14 декабря». Рукопись попала в руки жандармов. Несколько молодых офицеров были обвинены в распространении стихов Пушкина и за это разосланы по полкам [54] Архив братьев Тургеневых. Вып. 6. С. 42. . Чиновник по особым поручениям при московском генерал-губернаторе А.Я. Булгаков в письме брату от 1 октября сообщил по поводу стихов «На 14 декабря»: «Стихи точно Пушкина; он не только сознался, но и прибавил, что они давно напечатаны в его сочинениях» [55] Русский архив. 1901. № 7. С. 403. .

Пушкин объяснил следователям, что его стихи «Андрей Шенье» обличали французскую революцию, тиранию якобинцев, а заголовок был дан произвольно, не им, а неизвестными лицами. Однако он не мог объяснить, каким образом запрещённые цензурой строфы стали широко известны в обществе.

Что бы ни говорил поэт, дело было сделано. Глава корпуса жандармов дал свою интерпретацию милости монарха и позаботился о том, чтобы фраза царя «я буду твоим цензором» стала широко известна обществу.

В своих письмах Пушкин впервые обнародовал сведения о личной цензуре царя лишь 9 ноября 1826 г.: «Царь, — писал он Языкову, — освободил меня от цензуры. Он сам мой цензор. Выгода, конечно, необъятная. Таким образом, Годунова тиснем» [56] Т. XIII. С. 305. .

Поэт был растроган любезным приёмом в Кремле. Император также был доволен беседой. Ксен.Полевой писал, что после беседы Николай I обратился к окружающим со словами: «Господа, это Пушкин мой» [57] Пушкин в воспоминаниях. Т. 2. С. 56. . Между другими там был и министр двора П.М. Волконский, передавший царские слова: «Это не прежний Пушкин, это Пушкин раскаявшийся и искренний, мой Пушкин…» [58] Эйдельман 1987. С. 426. В.Ф. Вяземская слышала ту же фразу из другого источника — от самого Пушкина. По её свидетельству, государь расстался с поэтом со словами: «Ну, теперь ты не прежний Пушкин, а мой Пушкин» [59] Русский архив. 1888. № 7. С. 307. . Не подлежит сомнению, что личность поэта произвела огромное впечатление на только что коронованного монарха.

Агенты III Отделения доносили, что известие о прощении царём Пушкина было встречено обществом с радостью: «Все искренне радуются, — писал один из агентов, — великодушной снисходительности императора, которая, без сомнения, будет иметь счастливые последствия для русской литературы» [60] Модзалевский 1925. С. 56—57. . Однако Бенкендорф и его помощники имели свой взгляд на дело. Они воспринимали освобождение поэта от цензуры как опрометчивый шаг. Пушкин был крамольным поэтом, более опасным, чем только что повешенный Рылеев. Тот обладал посредственным литературным талантом и мог оказывать лишь ограниченное влияние на умы.

Итак, на встрече в Чудовом монастыре Пушкин беседовал с монархом главным образом о новой трагедии «Борис Годунов». После беседы он получил уверенность, что ему удастся «тиснуть» пьесу. Но в дело вмешалась тайная полиция. Почта перехватила письмо московского издателя М.П. Погодина к Пушкину относительно передачи в цензуру отрывка из «Бориса Годунова» и возможного запрета публикации в петербургской цензуре. Письмо было датировано 15 ноября 1826 г. [61] Т. XIII. С. 306. Бенкендорф велел начать розыск и обратился к доверенным лицам за разъяснением, кто такой Погодин и каково направление его вновь основанного журнала «Московский вестник». Из Записки, поданной Булгариным в III Отделение, следовало, что Погодин — человек с либеральным душком и таковы же его покровители Пушкин и Вяземский. О Пушкине доносчик отозвался как о человеке, принадлежавшем к мятежникам «не по участию в заговоре, но по одинаковому образу мыслей и дружбы с главными матадорами», т.е. вождями декабристов [62] Видок Фиглярин. С. 88—89. .

Донос дал Бенкендорфу повод для придирок. В письме от 22 ноября шеф жандармов потребовал от Пушкина ответа, почему он читал «Бориса Годунова» в Москве без предварительного на то разрешения и почему он оставил без ответа его первый «отзыв». По поводу «отзыва» (наставления от 30 сентября) Бенкендорф заметил: «Должен, однако же, заключить, что оный к вам дошёл, ибо вы сообщили о нём некоторым особам» [63] Т. XIII. С. 307. . Глава сыскного ведомства дал ясно понять стихотворцу, что за ним учинена слежка и жандармерии известно каждое его слово.

26 ноября Бенкендорф направил распоряжение полковнику И.П. Бибикову в Москву: «Вы меня бесконечно обяжете, если найдёте средство получить и представить нам в копиях поэтические отрывки, которые сей последний (Пушкин. — Р.С. ) собирается передать Погодину для публикации в его журнале» [64] Эйдельман 1987. С. 74. .

Пушкин был ошеломлён неожиданным нападением. Он полагал, что произошло какое-то недоразумение. В письме от 29 ноября 1826 г. он пытался объяснить жандарму, что читал трагедию «не из ослушания, но только потому, что худо понял высочайшую волю государя» (т.е. понял эту волю как полное освобождение от цензуры) [65] Т. XIII. С. 308. . В панике Пушкин тут же написал письмо Погодину с просьбой остановить прохождение через московскую цензуру всех его сочинений.

В поведении Пушкина не было ровным счётом ничего крамольного. Это было засвидетельствовано в ответе Бибикова на запрос Бенкендорфа. Тот доносил из Москвы, что в журнале Погодина «нет никаких либеральных тенденций; он чисто литературный», что чтение драмы в Москве не могло принести вреда, так как он «из хорошего источника» знает, что «трагедия не заключает в себе ничего противоправительственного» [66] Модзалевский 1925. С. 34—35. .