Адриан Голдсуорси - Юлий Цезарь. Полководец, император, легенда

Противостояние при Диррахии, несомненно, закончилось тактической победой для Помпея, и в его лагере царило приподнятое настроение, так как впервые после начала гражданской войны Цезарь столкнулся с неудачей. Решительнее всего выступали старшие командиры, считавшие, что теперь для окончания войны будет достаточно одного победоносного маневра. Афраний уговаривал Помпея воспользоваться флотом для переброски войск обратно в Италию, чтобы снова занять Рим и лишить Цезаря любой возможности выступать от лица Римской республики. Другие, особенно Домиций Агенобарб, говорили, что Цезарь теперь находится у них в руках и его нужно как можно скорее вынудить к сражению, а потом разбить наголову. Помпей проявлял большую осторожность и по-прежнему испытывал большое уважение к боеспособности ветеранов Цезаря. Конечно, он собирался вернуться в Италию, но, имея Цезаря за спиной, он опасался, что в Риме может сложиться впечатление, будто ему второй раз пришлось спасаться бегством по морю. Кроме того, это означало бы погубить его тестя Сципиона вместе с сирийскими легионами, которые еще не присоединились к главной армии. Помпей предпочел остаться в Греции, но по-прежнему считал, что генеральное сражение с Цезарем пока не нужно. Будет лучше преследовать врага и постепенно истощать его силы.

Такая осторожность не вызвала одобрения со стороны влиятельных помпеянцев. Агенобарб стал называть Помпея Агамемноном — царем Микен, устроившим десятилетнюю осаду Трои, — и обвинял его в затягивании войны с целью закрепления собственного превосходства. Если даже Цицерон, питавший глубокую привязанность к Помпею, открыто говорил, что независимо от исхода гражданской войны либо Цезарь, либо Помпей будет обладать верховной властью, то неудивительно, что другие еще больше сомневались в чистоте его побуждений. Теперь, когда победа казалась недалекой, многие хотели заранее обеспечить себе щедрую долю военных трофеев. Некоторые посылали своих агентов в Рим для приобретения роскошных домов поблизости от форума, особенно тех, которыми владели сторонники Цезаря. Домиций Агенобарб, Метелл Сципион и Лентул Спинтер уже рассорились по поводу того, кто станет преемником Цезаря на посту верховного понтифика. Многие видные сторонники Помпея несколько десятилетий назад извлекли большую выгоду из побед Суллы и теперь надеялись избежать уплаты долгов и хотели приобрести как можно больше влияния в новом Риме. Цицерон находил эти настроения тошнотворными и впоследствии мрачно пошутил о названии, придуманном для себя Катоном и его соратниками («хорошие люди», или boni), сказав, что «в них нет ничего хорошего, кроме их цели». Безусловно, при этом он делал исключение для самого Катона и себя, но Катон не находился вместе с армией, а командовал гарнизоном, защищавшим Диррахий. Ходили слухи, что Помпей дал Катону эту должность с таким расчетом, чтобы тот не смог оказать влияния на ход событий после поражения Цезаря. Междоусобные свары между лидерами сочетались с растущим подозрением по отношению к Помпею. Афрания обвиняли в том, что он предал армию во время кампании в Испании. Другие с жаром обсуждали, кому следует разрешить выдвинуть свою кандидатуру на выборах следующего года. Домиций Агенобарб грозился покарать не только сторонников Цезаря, но и тех, кто сохранил нейтралитет в Италии. Несмотря на свой авторитет, Помпей не пользовался такой же абсолютной властью, как Цезарь, и теперь это приносило свои плоды.

Уже через несколько дней после ухода Цезаря от Диррахия преобладающие настроения среди старших командиров в лагере Помпея представляли собой взрывоопасную смесь гордыни и самоуверенности, алчности и честолюбия, ревности и взаимных подозрений. На Помпея оказывали все большее давление, принуждая его дать решительное сражение противнику. Сам Помпей очень тяжело переносил враждебность и, как и любой другой участник войны, был озабочен своим собственным положением после восстановления мира. По завершении своего третьего консульского срока он приблизился к «внутреннему кругу» сенаторской элиты и теперь не хотел, чтобы между ним и этими людьми пролегла тень отчуждения. После Диррахия Помпей стал менее решительным и более подверженным влиянию окружающих. Цицерон, тонко чувствовавший эту перемену, сказал, что после своего успеха Помпей «больше не был полководцем» [22].

Помпей подождал, пока Сципион не присоединился к нему, перед тем как выступить в Фессалию и сблизиться с противником. В начале августа обе армии маневрировали, находясь довольно близко друг к другу, в хорошо знакомом стиле ведения войны той эпохи.

Цезарь считал, что теперь его солдаты находятся в лучшем физическом и моральном состоянии, чем в начале отступления, и вскоре выстроил их в боевом порядке, предложив врагу сражение. Помпей отказался. Он ожидал возможности дать бой на более благоприятной для себя местности. Кавалерия обеих армий вступала в стычки, и всадники Цезаря, хотя и находившиеся в меньшинстве, снова смогли выстоять с помощью отборных пехотинцев, оказывавших им поддержку.

Помпей встал лагерем на вершине холма и развернул фронт на склоне, предлагая Цезарю атаковать с невыгодной позиции. Положение с поставками провианта значительно улучшилось, но, несмотря на это, Цезарь не хотел долго держать армию на одном месте без достаточно веских оснований. После нескольких дней противостояния утром 9 августа он дал приказ сняться с лагеря и уйти в надежде найти лучшую возможность для битвы. Когда солдаты уже сворачивали палатки, он с удивлением заметил, что армия Помпея спустилась по склону и вышла на открытую равнину. Хотя часть его собственной армии уже построилась в походную колонну, Цезарь дал приказ остановиться и объявил: «Нам надо в настоящее время отложить поход и думать о сражении, которого мы всегда очень хотели. Будем всей душой готовы к бою: позже нелегко нам будет найти удобный случай». Легионеры сложили свой багаж и взялись за оружие. Так началось решающее сражение гражданской войны между армиями под командованием самых способных полководцев той эпохи, и античные авторы, по своему обыкновению, вспоминали о различных знамениях, предшествовавших этому судьбоносному событию. По свидетельству Аппиана, ночью Цезарь принес жертвы Марсу и Венере и дал обет построить богине храм в Риме, если он возьмет верх. Как обычно, в его собственном повествовании не упоминается о подобных вещах и речь идет о более конкретных вопросах. Но, к сожалению, наших сведений все равно недостаточно, чтобы с абсолютной точностью определить место битвы [23].