Кирилл Соловьев - Самодержавие и конституция

Впрочем, «Новое время» сложно однозначно отнести к какому-либо лагерю. Газета занимала гибкую позицию и часто ее меняла в зависимости от конъюнктуры. Для «Нового времени» и его издателя А. С. Суворина на первом месте стоял коммерческий успех, что подразумевало необходимость угадывать настроения публики. Не случайно к 1906 году в газете все громче звучали оппозиционные голоса, которые вскоре быстро затихли.

Схожую позицию занимал И. Д. Сытин, издававший в Москве газету «Русское слово». Тактика себя оправдывала: газета стала по-настоящему массовой. К 1916 году ее тираж достиг 700 тысяч экземпляров. Такое издание было доходным мероприятием, дававшим немалое жалованье авторам и редакторам. Даже в далеко не самой популярной газете «Речь» ведущие сотрудники получали приличные оклады: И. В. Гессен – 13 тысяч рублей в год, П. Н. Милюков – 9 тысяч, А. Н. Бенуа – 6 тысяч [7]. Авторы же зарабатывали до 50 копеек за статью.

В начале XX века в русской журналистике появились фигуры, пользовавшиеся широкой популярностью: например, Влас Дорошевич и Александр Амфитеатров. «Дорошевич – эпоха; Дорошевич – российское изобретение. Эпоха – потому что ни до него, ни после него так не писали и не будут писать; а российское изобретение – потому что нигде в мире нет и не может быть явления Дорошевича. Он глава школы, новатор, творец фокуса, короновавшего его королевской короной… В этом смысле он выше… и своего ворога – Амфитеатрова», – так писал о своих коллегах И. И. Колышко, тоже весьма влиятельный и популярный журналист. За Дорошевича сражались петербургские и московские газеты, но он так и остался в «Русском слове» у Сытина, который не жалел средств для своего самого известного сотрудника. Не меньшей славой пользовался Амфитеатров. По словам все того же Колышко, «на Руси не было писателя… который бы извлек из своего пера столько золота, как Амфитеатров. Пожалуй, и не было писателя, который бы столько извел чернил и бумаги. (На амфитеатровском пальце имелся подлинный мозоль от пера.) А об амфитеатровских получках из издательских касс, равно как и о размахе амфитеатровской жизни ходили легенды». Характерно, что свою карьеру Амфитеатров начинал в консервативном «Новом времени», продолжил в газете «Россия», финансируемой Саввой Мамонтовым. Там он прославился фельетоном «Господа Обмановы», в котором можно было усмотреть сатиру на царскую семью. Цензура статью пропустила, но в Министерстве внутренних дел спохватились, арестовали Амфитеатрова и сослали в Минусинск. Так сотрудник Суворина волей-неволей стал оппозиционным журналистом. При первой возможности он выехал за границу, где издавал журнал с говорящим названием «Красное знамя». Амфитеатров поселился в Италии, в Феццано, где его соседом и приятелем стал лидер эсеров В. М. Чернов. В 1916 году, в самый разгар Первой мировой войны, он вернулся в Петербург, где оказался чрезвычайно востребован. По настоянию министра внутренних дел А. Д. Протопопова Амфитеатров получил особняк и автомобиль. Публицист должен был возглавить газету «Русская воля» – печатный орган, подконтрольный столь непопулярному в России министру.

Таких влиятельных и широко известных журналистов, конечно, было немного, но все же следует еще назвать несколько значимых имен: М. О. Меньшиков, А. А. Пиленко, В. В. Розанов, С. Н. Сыромятников…

Большинство законопроектов готовилось не депутатами, а правительством. В Первую Думу министерства внесли 16 законопроектов, во Вторую Думу – 287, в Третью – 2567, в Четвертую – 2625. Для сравнения: депутаты Первой Думы внесли 16 законопроектов, Второй Думы – 44, Третьей Думы – 207, Четвертой – 217. За время работы Третьей Думы всего было принято 2197 законов. Из них два по инициативе Государственного совета и 34 – депутатов Думы (за пять лет шесть законопроектов внес Государственный совет, а депутаты Думы – 265). Один из депутатов-октябристов писал в феврале 1909 года: «В работе Думы совершенно не видно плана – разбирают законы, которые подваливает правительство. Не Дума ведет свою линию, а правительство». В этом не сказывалась российская специфика. Подобное положение было характерно для любого законотворческого механизма. Говоря словами М. Вебера, лишь чиновник, имеющий в своем распоряжении разветвленный бюрократический аппарат, обладал «служебным знанием» – многочисленными сведениями, без которых сложно принимать решения. В этой связи в Великобритании в 1853–1861 годах были приняты решения, ограничивавшие число пленарных заседаний, посвященных рассмотрению депутатских биллей. В результате в 1895–1900 годах британское правительство вносило около 65 законопроектов в год. 187 биллей готовились депутатами. В итоге 45 правительственных законопроектов (около 70 %) и лишь 14 депутатских (около 7 %) обретали статус закона. В 1901 году 90 % времени депутаты тратили на обсуждение правительственных биллей и 10 % посвящали депутатским.

Большинство законопроектов в Думе представляли собой, по словам С. Ю. Витте, «закончики». Ф. А. Головин именовал их «хомяковской вермишелью». «Закончики» не имели большого значения для страны в целом, но были важны для отдельных городов, университетов, гимназий и т. д. Многочисленность «вермишели» объяснялась традициями дореформенного законотворчества. Прежде даже малозначимые подзаконные акты нуждались в подписи царя. Правда, для разных категорий законопроектов требовались различные процедуры. После 1906 года ситуация существенно изменилась. В январе 1908 года один из лидеров «Союза 17 октября» барон А. Ф. Мейендорф объяснял депутатам: «При прежнем строе существовал один нормальный законодательный порядок и наряду с этим приблизительно столько же законодательных путей, сколько проходов между сидениями в этом зале. Некоторые из этих путей были подлиннее, другие покороче, и я скажу, что некоторые были так коротки, что они для своего прохождения не требовали срока, превышающего период горения хорошей сигары. И вот жизнь заставляла идти различными законодательными путями, если включить всеподданнейшие доклады министров, достигавшие количества, по крайней мере, 20… Этими 20 путями удовлетворялись жизненные потребности на всевозможных поприщах – и временные, и постоянные изменения штатов, всевозможные финансовые меры». При новых обстоятельствах путь законотворчества был, в сущности, один. «Теперь одну Думу заставляют делать все то, что в прежнее время делали 20 путями». Мейендорф не сомневался в том, что это заметно затрудняло работу депутатов.

По словам В. А. Маклакова, уже Вторая Дума, «очевидно, не могла поспеть за министерской плодовитостью. В нее ежедневно поступали и мелкие, и крупные законопроекты, заготовленные канцеляриями на досуге междумского отдыха, и число внесенных таким образом законов в первые недели Думы превысило цифру 300». Было принято решение рассматривать «мелкие» законопроекты два раза в неделю от 7 до 10 вечера. В первую сессию Третьей Думы около трети времени депутатов тратилось на «вермишель».