Михаил Бенцианов - «Князья, бояре и дети боярские»

Разрядные книги середины века содержат упоминания о службах целой группы лиц, которые явно были выходцами из городовых детей боярских. В частности, среди городовых по Кашире служили И.И. Алексеев Уваров, а также родственники Д.И. Фустова, Ф.Ф. Хотяинцева, Ю.А. Кропотова и, вероятно, Р.М. Хвощинского. Прямое свидетельство о происхождении из городовых детей боярских выборного дворянина Курбата Ишутина Извольского сохранилось в боярском списке 1577 г. [692] КД. С. 30, 42; БС. С. 196.

Привлечение новых лиц неизбежно ставило вопрос о дальнейшей судьбе уже имеющихся дворовых детей боярских. Вряд ли большинство из них согласилось бы быть переведенными на более низкую ступень социальной лестницы без веских на то оснований. Несмотря на реформы службы 1550-х гг. и появление выборных дворян, центральное правительство по-прежнему рассматривало «дворовых» как кадровый резерв для выполнения различных поручений общегосударственного характера. Не случайно Дворовая тетрадь – сводный список дворовых детей боярских – активно пополнялась делопроизводственными пометами на протяжении всего этого десятилетия, что свидетельствовало о постоянном обращении к ней. Традиционализм государственной власти не позволял безапелляционно отказываться от сложившихся и когда-то весьма полезных моделей организации службы.

Более того, с определенной паузой, но в соответствии с ранее заложенной логикой дворовые дети боярские, как отдельная категория, постепенно вводились в новых «городах», что, вероятно, должно было уравнять их в правах с давно сложившимися корпорациями. В разряд полоцкого похода 1563 г. служилые люди из Ряжска, Стародуба-Северского, Брянска, Новгорода-Северского, Почапа, Смоленска, Нижнего Новгорода, Мещеры, Болхова, Карачева, Мценска были записаны общим порядком, без подразделения на дворовых и городовых детей боярских. Примерно та же картина наблюдается в разряде 1577 г. «на ливонские немцы», в котором были перечислены «смоленцы дети боярские», а также невельские помещики, в отличие от целого ряда «старых» городов, где присутствовали дворовые и городовые дети боярские. В начале XVII в. «дворовые», однако уже определенно были представлены в Смоленске, Нижнем Новгороде и Ме щере.

Признавая права дворовых детей боярских, продолжая использовать их потенциал, государственной власти необходимо было решить вопрос с избыточной численностью двора. Оптимальным числом для «гвардии», по оценкам московских правителей (лично Ивана Грозного?), являлось, видимо, 1000 человек. Именно эта цифра фигурировала в преамбуле проекта об испомещении под Москвой 1550 г., получившего от нее свое название в историографии. Позднее, в 1565 г., также планировалось отобрать 1000 детей боярских, которые должны были получить земли в опричных уездах. Общая же численность дворовых детей боярских «Московской земли» (категория «дворовых» существовала также в северо-западных уездах страны) насчитывала, по данным Дворовой тетради, порядка 2500 человек. Именно они в большинстве своем претендовали на получение кормлений, которые, естественно, в первую очередь начинали испытывать на себе последствия этого явления.

Кормления – должности в системе местного (а в некоторых случаях, вероятно, и центрального) управления становились более дробными. Для их получения приходилось предпринимать серьезные усилия, о чем свидетельствует хорошо известный в исторической литературе пример митрополичьего сына боярского Субботы Васильева Стромилова: «Бил есми челом царю государю о кормленье, и докуки моей было государю много, и про то меня в опальную тюрьму не одиножда посылывали – пятья и шестья. Да таки есми у государя кормленья добился». Существовали особые очереди к «кормленному верстанию», которые растягивались порой на несколько лет. Зачастую в кормление отдавались весьма отдаленные от владений того или иного сына боярского территории, что создавало дополнительные трудности для их получателей. Все это явно сопровождалось бесконечными дрязгами и челобитными, которые парализовывали работу этого и без того не слишком эффективного института [693] Лихачев Н.П. Из лекций по дипломатике, читанных в императорском Археологическом институте. СПб., 1905–1906. С. 27. Не очень понятно, почему кормление было дано митрополичьему сыну боярскому. Возможно, ранее он находился на государевой службе ( Антонов А.В. Из истории… С. 91, 97–100). .

Ситуация усугублялась второстепенной ролью, которую начинали играть дворовые дети боярские в организации армии. Разряд казанского похода 1549 г. показывает, что государев полк формировался по смешанному принципу: в нем присутствовали как «дворовые по списку», так и городовые дети боярские «володимерцы, суздалцы, бежичане, вязмичи, мещане». Другой особенностью этого разряда была совместная служба дворовых и городовых детей боярских из некоторых уездов (юрьевцы, переславцы, волочане, алексинцы), которые совместно собирались в поход [694] Роспись … С. 227. .

Есть ощущение того, что к этому времени подобная практика имела уже давние традиции. Разряд полоцкого похода 1563 г. демонстрирует, что спустя 15 лет эта тенденция приобрела более широкое распространение [695] ЗКПП. С. 120–122, 125–128, 133–134; Павлов А.П. Государев двор… С. 98. Значительная часть служилых людей этого разряда не была распределена на группы. . Тем самым делался шаг к слиянию этих групп в рамках единых объединений.

В Новгородской земле и примыкающих к ней территориях формирование общих списков могло произойти на несколько десятилетий раньше, чем на остальной территории страны. Сведения о новгородцах, потомках дворовых детей боярских, отличаются лапидарностью. Их служба чаще всего проходила в пределах собственно Новгородской земли и ее границ. Упоминание в делопроизводственных источниках «новгородца» за рамками очерченного региона означало его переход на службу в центральные уезды с потерей поместья в Новгородской земле.

Казанский разряд 1549 г., как и ряд других, более ранних источников, говорит о новгородских помещиках без подразделения их на дворовых и городовых. Первое упоминание о существовании здесь собственных дворовых детей боярских встречалось в Тысячной книге. Перечисление помещиков северо-западных уездов страны (Великого Новгорода, Пскова, Торопца, Великих Лук и Пустой Ржевы) содержало в себе значительное количество реликтовых черт. Имена тысячников из этих уездов были разбиты на две статьи, соответствующие по размерам выделяемых поместий 2-й и 3-й статьям основного документа [696] Роспись … С. 226–227; Флоря Б.Н. Несколько замечаний… С. 52; Павлов А.П. Государев двор… С. 92. .

В рассматриваемом списке имена новгородцев и псковичей перечислялись по территориальному принципу. Каждая из этих групп была расписана по определенным погостам (уездам и засадам в случае с Псковом). Подобное деление охватывало как дворовых, так и городовых детей боярских, группы которых не пересекались между собой. Видно, что список помещиков Северо-Запада был создан на основе других источников по сравнению с основной частью Тысячной книги. Порядок перечисления погостов внутри каждой отдельной пятины отличался для дворовых и городовых детей боярских. Скорее всего, эта часть составлялась путем вычленения интересовавших московское правительство имен из какого-то предшествовавшего источника (нескольких источников), вероятно близкого к последующим десятням. Многие погосты, где не было значимых лиц, могли быть полностью проигнорированы. От некоторых других остались только заголовки. Сам же принцип вычленения дает возможность проследить контуры исходной структуры.