Андрей Чернов - Донбасский код

— Нет, — твёрдо сказал Паустовский, — я бы не советовал вам стремиться в столицу. Зачем? Читателям ведь совершенно безразлично, где живёт писатель, в Москве или в Калуге, им нужно только одно — хорошие книжки».

Небольшая зарисовка, штрих, но как хорошо здесь передаётся характер писателя, не цеплявшегося за столичные редакции и издательства, а писавшего всегда там, где хорошо пишется.

Тарас Михайлович Рыбас

Мы, луганчане, порою до обидного мало интересуемся историей родного города. А ведь взахлёб приникаем к разного рода «тайнам мадридского двора» — далёкой экзотике. Что в этом? Пренебрежение собою? Неумение видеть сокровенной цены родной земли?

История — это прежде всего судьбы людей, живых участников, а не немых свидетелей событий прошлого. История наполнена не датами, а мыслями, чувствами, мечтами и свершениями, победами и поражениями. И история Луганска состоит не из сухих дат, не из канцелярских выжимок-формулировок. Она наполнена судьбами луганчан — наших сограждан — и прошлых, и нынешних, и грядущих поколений. Да, история — это вечность, где смешиваются, не мешая друг другу, прошлое и настоящее, где в прошлом легко рассмотреть будущее, а в настоящем — увидеть прошлое.

И дело не в том, что в истории застывшее время. Нет, дело не в нём, а в людях, которые, на удивление, не меняются, сколько бы не проходило столетий. Всё так же тянутся сквозь свои заблуждения к свету счастья. Всё так же любят и ненавидят… И отдают вечности не скупые строки дат и событий, а свою жизнь — всю, без остатка.

Вглядываясь в прошлое Луганска можно отчётливо — до боли ясно — рассмотреть судьбы луганчан. Они ходили по этим же улицам, так же смеялись, так же целовались и трепетно любили своих детей. И так же больно им было расставаться — с городом, любимыми, жизнью.

Всё это прекрасно понимал Тарас Михайлович Рыбас — удивительной чуткости человек и писатель, создавший ёмкие и честные художественные образы прошлого Донбасса. Прошлого драматичного, трагического — как и вся русская история ХХ века. Людям, угодившим в водоворот величайшей трагедии — Гражданской войны — посвятил Тарас Рыбас свой знаменитый роман «Красный снег». О людях, испивших чашу бед Великой Отечественной войны, другой роман писателя — «Сын погибшего».

История привлекала Тараса Михайловича не экзотикой, не эксцентричными событиями. В событийном вихре Рыбас всегда видел человека — пусть маленького, кажется, незначительного. Вовсе не вершителя судеб, не решающего «винтика», не пигмея, замахнувшегося на «шаг для всего человечества». В фокусе его внимания — обыкновенный человек, и ценен он не меньше, чем все остальные люди — своей типичностью, своей «плотью от плоти» со временем. И выписывая его на бумаге, как-то самим собой предстаёт время — со всеми признаками, чертами, атмосферой. И в неразрывной связи с человеком перед нами встаёт эпоха.

Такой «тихой» историей является небольшой рассказ Тараса Рыбаса «Марийка», увидевший свет ещё в 1950-е годы. Это один из самых «луганских» рассказов писателя, основанный на материале о днях обороны Луганска в 1919 году.

1919 год — год большого перелома в Гражданской войне, в изматывающем противостоянии, которое чуть было не закончилось гибелью России. Одним из ключевых моментов в войне стала борьба за промышленный Донбасс. О том, насколько важен был Донбасс, можно судить по историческим документам — телеграммам, депешам, письмам, постановлениям и приказам, в которых крупнейшие города Донбасса отмечены как важнейшие стратегические объекты. И среди них — Луганск, с его крупнейшим в России патронным заводом. И борьба за обладание Луганском шла жестокая, тяжелая. С апреля 1919 года Луганск был на осадном положении, выдерживая артиллерийские обстрелы белогвардейцев и изматывающие «окопные» перестрелки.

Именно этим событиям посвятил рассказ Тарас Рыбас, обработав, пережив и осмыслив не сухие факты из официальной «партийной» историографии, но прежде всего воспоминания живых современников обороны. Именно их интонации ощущаются в строках «Марийки» — без пафоса и гипертрофированной парадной «героики».

«Марийка, тринадцатилетняя дочка Прокофия Петренко, рабочего гартмановского завода, вышла из дому с маленьким узелком в руках. В узелке была краюха черного хлеба, кусочек старого сала, луковица, три картофелины и квартовая бутылка с квасом — еда отцу, который уже две недели как не работал на заводе, а сидел в окопе у Иванищева яра и стрелял «по казачьим лампасам», — начинает просто Рыбас. И перед нами встают суровый быт осаждённого города, нужда и спокойное мужество рано повзрослевшей девочки-подростка, которая вместо заболевшей матери решила отнести еду отцу прямо в окоп, «на передок», как сказали бы в Донбассе современных дней.

«В пасмурный день звуки разносятся далеко. Ей показалось: почти рядом ухала пушка и трещало что-то так, как будто тут, во дворе, ломали сухие щепки. Р-раз, р-раз!», — а это, кажется, написано не о 1919-м, а о 2014-м: будто и не было ста лет.

И бредёт бедная Марийка под апрельской моросью на краю Гусиновки (многие ли луганчане знают, где находится этот старинный пригород, ныне «вросший» в самый современный центр города?) до самого Иванищева яра — глубокого оврага, за которым расположены были огневые позиции противников в той страшной гражданской войне. Её страшат и темноводная Лугань, и выстрелы, и судьба отца. Но она преодолевает и страх, и бездорожье. Однако всё это — лишь путь к кульминации. В Иванищевом яру она встречает друга отца «дядьку Сорокина», который решает использовать девочку в качестве приманки для привлечения внимания отряда белых казаков: накинув плащ, снятый с убитого казачьего лазутчика, девочка должна подать сигнал для атаки конников. В самый решающий момент — из-за спины Марийки Сорокин откроет огонь из пулемёта. План рискованный и жестокий. «Отец твой простит… Теперь все воюют…», — считает Сорокин.

Страшная в своей правдивости сцена, раскрывающая чудовищную сущность войны, её беспощадность и жестокость. Для войны нет «призывного возраста», как и пулям и снарядам не объяснишь, кого нужно убивать, а кого — нет: они разят всех, кто находится в пределах их достижения.

Тарас Рыбас авторской милостью пощадил свою Марийку, отвёл от неё и пули, и клинки — и там, за Иванищевым яром, не пролилась кровь тринадцатилетней девочки.

Марийка — обобщенный образ, который имеет вполне определенные прототипы. Из воспоминаний участников обороны Луганска 1919 года мы знаем, что подростки принимали участие в боевых действиях, рискуя наравне с взрослыми.