Робер Фавтье - Капетинги и Франция

Духовенство, будучи в более близком общении с третьим сословием, способствовало выживанию королевской идеи. Во время мессы церковь официально молится за короля. По канону в Те igitur «Тебя же» суверен называется своим именем, равно как и в конце Exultet «Да возликует». на Святую субботу, а накануне этого дня одна из Oraisons sollennelles [116] Торжественных молитв (фр.). посвящена королю, имя собственное которого упоминается. Самых великих сеньоров, кажется, так не почитают. Следует ли думать, что во время всех этих упоминаний короля в ходе богослужения ничего не доходило до верующих? Очевидно, мы знаем мало о том, что происходило в церкви во время службы во времена, когда верующие не следили за этой службой по книге; но нисколько не воспрещается думать, что некоторые из присутствующих, по крайней мере, внимали тому, что говорил служитель и, может быть, знали, что он говорит, и понимали что-то из их литургической латыни.

К тому же часто употребляли в публичных или частных актах в качестве элемента даты год правления суверена. Этот обычай вменяет знание нотариусами имени правящего суверена и точного времени, когда он получил корону. Следует ли думать, что это знание ревниво оберегалось нотариальной корпорацией, или допустить, что этот дипломатический обычай передает достаточно общие знания об изменениях, происходящих с короной, в самых разных областях королевства? Ответ здесь маловероятен.

Наконец, исполнение воинской службы крупными феодалами, их присутствие на частых ассамблеях в Curia regis (в королевской курии), осуществление королевских прав над церквами и монастырями не были незнакомыми народу, тем более что сопровождались отправкой послов, агентов, предоставлявших много случаев третьему сословию услыхать голос короля, даже во времена, когда действия последнего были самые ограниченные.

То, что мы только что сказали, естественно, не относится к податному населению собственно королевского домена. Оно, понятно, хорошо знало короля, своего непосредственного сюзерена. Впрочем, само географическое положение домена способствовало распространению королевской идеи на остальной части королевства. Расположенный вокруг Орлеана, Парижа, Лана, этот домен, где королевская особа хорошо знакома, находится на перекрестке артерий королевства. Все, что передвигается в эту эпоху, более или менее проходит через королевские земли, слышит, как говорят о короле, часто ощущают его власть при уплате пошлин за право переезда.

Народ — горожане и крестьяне — никогда не мог утратить воспоминание о королевском институте, и также вероятно, что этот институт использовал тот факт, что он возник в прошлом, окруженный прославленной атмосферой легенды. Когда Капетингам удастся представить себя наследниками Карла Великого, примкнув к семье великого императора путем матримониальных связей, престиж каролингского королевства отразится на новой династии, и мы увидим, что Людовик VII, несмотря на свои многочисленные поражения, снискал после своего брака с Адель Шампанской авторитет, который не знали его предшественники.

Наконец, когда в XII в. начинает развиваться великое движение объединения сельского и городского населения, приведшее к созданию коммун, Капетинг получит возможность проявить, осуществить свои права высшего сюзерена. Коммуна, коллективная сеньория, внедренная в феодальную организацию, может и должна иметь в ней неприемлемые отношения вассалитета, вплоть до индивидуумов, составляющих ее. Мы видим многочисленные коммуны вне домена, поворачивающиеся к королю, их высшему сюзерену, и просящие у него утверждения хартий. Связь, которая устанавливается путем признания королем коммунальной хартии, еще не связь непосредственной зависимости, но она подготавливает последнюю. Она подготавливает день, когда король присоединит к своему домену земли, на которых существуют эти коммуны, коммуны, над которыми королевский сюзеренитет теперь неоспорим и которые стараются не ждать этого присоединения, чтобы признать в качестве сюзерена короля.

Права, извлекаемые из сюзеренитета французского короля, не могли бы полностью осуществляться и принести свои плоды, если бы этот высший сюзерен не был одновременно сувереном, то есть наивысшей властью по отношению ко всем другим, существующим в этом мире. Ибо политическая и социальная структура Западной Европы могла в некоторых случаях поставить короля Франции в вассальную зависимость от собственных вассалов; позволяла рассматривать его в светском плане как зависящего от императора Священной Римской империи; в духовном же плане со всеми вытекающими отсюда мирскими последствиями — от власти Бога, представленного его викарием, папой римским.

Трудно утверждать, полностью ли сознавали Капетинги эту тройную опасность, но, несомненно, они пытались избавиться от нее, и в тот момент, когда исчезает династия, им это удалось.

Французский король является сеньором, теоретически самым могущественным сеньором своего королевства, но по фьефам, которыми он владеет, он подчинен феодальному обычаю. Ибо на протяжении трех столетий, в течение которых правила первая капетингская династия, ничто не отличает фьеф, который держит король, от фьефа другого сеньора. Распад каролингской империи, дары, сделанные при Меровингах и их преемниках, повлекли исчезновение или узурпацию почти всех старых доменов императорской патримонии, древнего фиска. Собственно говоря, земель, принадлежащих королю как королю, почти не осталось.

Так что король обладает большей частью своих земель как сеньор. Он может их держать как аллодист или рассматривая себя в качестве такового, и тогда он не держит их ни от кого. Это случай патримониальных доменов династии, теми, которыми обладал ее основатель. Но присоединения, совершавшиеся на протяжении столетий, находились в ином положении, особенно те, весьма многочисленные, которые были представлены маленькими фьефами, ибо для больших фьефов, вассалы которых прямо зависят от короля, вопрос, естественно, не стоит. В приобретенных им фьефах король держит землю так же, как и сеньор, которого он сменил. И если этот сеньор держал землю от другого сеньора, которому он был обязан оммажем и феодальной службой, то и король в свою очередь будет должен этому сюзерену оммажем и службой. Итак, ничего не противодействовало тому, чтобы король путем приобретения фьефа становился вассалом одного из своих собственных подвассалов.