Робер Фавтье - Капетинги и Франция

Но если суверены еще разъезжают, то службы центрального управления по мере их возникновения остаются в Париже. В конце XIII в. это факт. Париж становится одновременно политической и административной столицей королевства.

Почему избран Париж, мы в сущности не знаем. Приводимые аргументы географического или экономического порядка имеют вес с точки зрения развития парижской агломерации, позднейшей по отношению ко времени, когда капетингские суверены уже сделали выбор. Этот выбор сыграл решающую роль в парижской истории. Возможно, он определялся соображениями, которые могут показаться незначительными.

Великий город Иль-де-Франса в самом деле центр замечательного лесного домена. Нигде Капетинги не смогли бы найти подобную лесистую область, чтобы заниматься физическими упражнениями, так пылко ими любимыми, охотой. Размещая в Париже службы королевской администрации, они могли быть уверены, что те всегда быстро свяжутся с сувереном, за исключением относительно редких случаев, когда месторасположение короля слишком удалено.

Капетингская королевская власть была первой и долго единственной в Европе, центр которой был установлен таким образом. И что еще важнее, этот центр сразу же продемонстрировал очень четкое намерение не уменьшать свое значение. Во времена, нас занимающие, во Франции будет лишь один апелляционный королевский суд — Парижский парламент. Попытка тулузской децентрализации на следующий день после присоединения наследия Альфонса окажется эфемерной. И если в областях политического значения вроде Нормандии продолжают собираться две ежегодные сессии в Руане, или в Шампани, где проходят выездные суды в Труа, то именно советники Парижского парламента, приезжающие туда отправлять правосудие от имени короля, делают эти заседания простым присутствием делегации парламента торжественными. То же самое происходит в финансовой области. Палата счетов является единственным финансовым судом, и она также посылает свой персонал на заседания в Нормандию. Начиная с правления Филиппа-Августа королевские архивы хранятся в Париже; королевская казна находится в Тампле под охраной рыцарей Ордена тамплиеров. Сама канцелярия, которая должна бы сопровождать короля, быстро приобретает привычку заседать близ главных подразделений Curia, которым она оказывает услуги в качестве общего секретариата, противясь созданию отдельных канцелярий.

Эта централизация главных органов королевской администрации, их постоянное пребывание в городе, который быстро становится самым большим городом королевства, придает администрации силу и замечательную спаянность. Различные службы могли советоваться прежде, чем действовать, работать в полном согласии, поддерживать одна другую, собираться для совместного действия с помощью средств, которыми они располагали. И эта администрация, целиком обращенная к Парижу и вдохновляемая Парижем, смогла работать над объединением королевства под рукою короля.

Она также не принимала политической концепции суверенов с их идеей единства королевства как единства целикам феодального, видевшего лишь выгоды в существовании крупных фьефов, владельцы которых скрупулезно исполняли свои обязанности и службы. У королевских агентов, напротив, была иная точка зрения. В их глазах единое королевство представляло территорию, где существовала только одна власть — власть, исполнение которой им доверил король. Все, что ограничивало королевское могущество, казалось этим мистикам королевской власти аномалией, которую следует подавлять. И поведение этих администраторов приблизит день, когда их ряды возрастут за счет коллег, уроженцев приобретенных династией средиземноморских провинций, где царила римская концепция государя, воля которого является законом.

Им хотелось, чтобы король был абсолютным хозяином королевства, чтобы он был источником всякой законности, всякого правосудия, свободным распорядителем всех финансовых и военных ресурсов монархии. Чтобы достичь этого, они начнут использовать средства, которыми до этого не пользовались. Чиновники, впрочем, способные умереть на поле битвы, как Пьер Флот при Куртре, они обретают в праве недостающее им оружие. Они начинают использовать юридические аргументы, порой юридические тонкости. Их пожирает неутолимая жажда знаний — каковы права., противостоящие правам их хозяина, ограничивающие его могущество. Опасное любопытство в обществе, организованном на основе узурпации прав регалии. Враждебно настроенные ко всем средствам, силой устанавливающих право, они пожелают уничтожить судебные поединки, частные войны. В их глазах право может существовать, если оно установлено историей, если можно объяснить его истоки. И в этих исторических изысканиях они будут бесконечно обсуждать предоставленные им акты, часто становясь безжалостными к тем документам, которые им противоречат, и напротив, довольствуясь сомнительными доказательствами для утверждения королевских прав, за которые они ратуют.

Этот образ действий стоил им определенной непопулярности у современников и частых порицаний нынешних историков. Поскольку они оспаривали существующее положение вещей, их считали революционерами, тогда как в действительности они полагали, что стремятся к возрождению давнего прошлого. Из-за того, что они отрицали использование силы, предпочитая путь права, их обвиняли в отсутствии совестливости, использовании хитроумных средств. Впрочем, приговор, который можно им вынести, неинтересен. Следует учитывать только проделанную работу. И эта работа значительна.

Благодаря им король стал источником всякого правосудия.

Сам принцип высшей королевской юрисдикции никогда серьезно не опротестовывался, чего не сказать о его применении. Надо было дожидаться, пока могущество суверена стало значительным, чтобы вспомнили о его высшей юрисдикции и прибегли к ней. Пришлось также ждать, чтобы это королевское правосудие приняли. Довольно долго, покуда капетингский король был в некотором роде заточен в своем патримониальном домене с примитивной администрацией, перед его судом представали только вассалы этого домена. В исключительных случаях, чтобы досадить какому-либо сюзерену или когда одной из судившихся сторон была епархия или монастырь, надеявшиеся скорее найти правосудие в королевской курии, чем в курии крупного феодала, на землях которого они располагались, суверена просили рассудить некоторые дела, не относящиеся к домену.

Но с территориальным прогрессом монархии ситуация меняется. Увеличивается число непосредственных вассалов короны. Король как прямой сюзерен крупных феодалов, домены которых он присоединил, принимает к своему суду дела, относящиеся прежде к местной юрисдикции. Кроме того, присоединение к королевскому домену частных доменов, когда-то принадлежащих крупным феодалам, повлекло внедрение туда более или менее многочисленных королевских агентов, рассеявшихся постепенно по всему королевству, так что довольно быстро почти не осталось земель, не имевших в непосредственном соседстве королевского агента.