Марк Алданов - Ленин (американский вариант)

Не правда ли, у нас были основания полагать, что человечество усвоит кое-какие уроки века просвещения? Фанатизм террориста Робеспьера, также как и фанатизм католика Торквемады, всё-таки имел достоинство искренности. Но кто мог представить, что в Европе новая инквизиция воздвигнет новые костры? Последователям Карла Маркса следовало бы превзойти в чём-то последователей Жан-Жака Руссо. Неужели марксисты не знали, к чему привёл террор 1793 года?

Увы, не превзошли и не знали. И эти люди называют себя социалистами. До самого последнего времени социализм не подвергался такому жестокому экзамену на деспотизм. Пожалуй, можно вспомнить только события Парижской Коммуны, слишком непродолжительные и неопределённые по теоретическим результатам. До сих пор у социалистов были свои апостолы и жертвы, теперь среди них есть инквизиторы и палачи. Большевики называют себя социалистами, и многие люди находят удобным им верить. Что бы ни говорили социалисты, на социалистической идее теперь вечно лежит тень кремлёвской Варфоломеевской ночи. Беспристрастный наблюдатель всегда может сказать социалистам: «Вы не лучше остальных».

Большевики со своей точки зрения были правы, стараясь как можно точнее воспроизвести опыт Французской революции. Ничто не причинило России и противникам большевиков больше вреда, чем сопоставление двух революций, основанное на поверхностном сходстве. Внешние аналогии вдохновили многих интеллектуалов Европы, начиная с Ромена Роллана, который, кажется, согласился сделаться Кантом коммунистической революции, и заканчивая президентом Вильсоном, не пожелавшим стать герцогом Брауншвейгским для большевиков [139] В прошлом господин Вильсон высказывал весьма суровые суждения в отношении Французской революции, касательно не только событий, но и её идей. . В результате многие люди, узнающие о событиях в России только из газет, прониклись симпатией к большевистской революции. Не побоюсь парадоксального утверждения, что ненависть к зверствам большевиков, которую высказывают определённые издания в Европе, только помогает Ленину – так прочно установлена репутации этих изданий. Влиятельный член британской партии лейбористов сказал А.А. Титову и мне, что британские рабочие сочувствуют большевикам потому, что британская печать их ругает.

Внешнее сходство Французской революции и событий в России во многих отношениях действительно поражает. Совпадает последовательность событий: всеобщее воодушевление, вспышки насилия, гражданская война, террор, хаос. Слабый монарх под влиянием иностранной и крайне непопулярной супруги. Либеральная аристократия во главе первого периода революции [140] Кажется, это является обязательным условием революций. Их начинают титулованные аристократы: маркиз Лафайет и князь Львов, Максимилиан Баденский и граф Каройи. . Свержение и преследования Жиронды. Победы и триумфы Горы. Вандея (Россия превзошла Францию в этом отношении, у нас появились две Вандеи). Помощь контр-революционерам от зарубежных политиков, желающих утопить революцию в её собственной крови. Жалкие эмигранты, устроившие в нынешнем Париже новый Кобленц, умоляют реакционных военных об иностранной интервенции. Героические революционеры, подобные гигантам Конвента, потрясают мир своей энергией, собирают армии, одерживают победы, осаждают мятежные города и громят их (Ярославль прекрасно сгодился на роль Тулона).

Но как по другому воспринимается спектакль, если вы занимаете место в первом ряду и к тому же хорошо знаете жизнь актёров вне сцены. Во-первых, жалкий Русский Кобленц: какие странные элементы составляют банду реакционеров, которая наносит большевистской России удары в спину! Русские графы д’Артуа и русские герцоги Кондэ. Да кто же они такие, в конце концов? Плеханов, Кропоткин, Чайковский, Лопатин, бабушка русской революции госпожа Брешковская, Аксельрод, Засулич, Вера Вигнер, Иванов. Все старые бойцы. Старые герои социализма и демократии. Все, чьи имена по праву внесены в летописи революционной борьбы [141] Среди большевиков нет ни одного человека сопоставимого с представителями доблестной плеяды их противников. . Среди них великий писатель Короленко. Мякотин, Пешехонов. Потресов – публицист с безупречной репутацией, известный и ценимый в разных странах. Среди них девять десятых людей, хоть что-то значащих для современной русской культуры. Какие лозунги у алчных слуг реакции? Может быть «Да здравствует король», как у эмигрантов в Кобленце? Нет, они призывают к созыву Учредительного Собрания на основе всеобщего избирательного права, и этим вызывают гневное недовольство большевиков.

С другой стороны в истории Французской революции трудно найти что-нибудь подобное дружбе большевиков с иностранными врагами [142] Интересные рассуждения на эту тему приведены в книге Charles Dumas «La vérité sur les bolshéviks», Paris 1919. . Выше я уже объяснил, почему не считаю Ленина платным агентом германских империалистов. Тем не менее, правда, что немцы сыграли огромную роль в Октябрьском перевороте, сначала в захвате власти, а затем в деятельности большевистского правительства. Известно, что за несколько дней до большевистского путча Австро-Венгрия предложила правительству России сепаратный мир. Могло ли правительство Вильгельма II узнать о планах Австро-Венгрии из секретных источников? Мог ли Вильгельм II поторопить большевиков с проведением переворота? Неужели всё происшедшее было чистым совпадением? В будущем историки смогут распутать тайные нити, соединяющие Вильгельмштрассе через Парвуса и Ганецкого со Смольным институтом. В то время жители Петрограда могли наблюдать собственными глазами открытую деятельность немецких агентов, почти без утайки приобретавших оружие у подкупленных военных. Кому ещё, кроме немецких агентов, могли в тот момент понадобиться пулемёты и пушки?

Большевики утверждают, что с позиций интернационализма было вполне допустимо принимать помощь у немецких империалистов, не для того, разумеется, чтобы помочь Германии, а в качестве военного средства для достижения своих собственных интересов [143] Те же самые большевики обвиняют интервентов в получении военной помощи от демократических союзников. . Мы приводим эти рассуждения в том виде, в каком они высказываются Лениным. Говорить о прецедентах в истории Французской революции, разумеется, не приходится. Не могу представить, чтобы Робеспьер получал деньги у Питта, тем более не могу вообразить, чтобы Дантон подписал договор в Брест-Литовске. Для них самоуважение нации не было, как для Ленина «предубеждением мелкопоместных дуэлянтов». Их договоры не были, как у Троцкого в мрачной комедии Брест-Литовска возможностью удовлетворить так называемое революционное честолюбие при подлинно буржуазном любезном обмене услугами с графами и князьями.