Марк Алданов - Ленин (американский вариант)

Жаль, что большевики не высекли эти слова на памятнике, который они воздвигли Жоресу в Москве.

Сегодня политические теоретики должны разбираться в противоречивых событиях последних пяти лет, самых необычных лет человеческой истории. От того, какие уроки будут извлечены из последних событий, зависит будущее всего человечества.

Истина очень редко рождается в спорах, и почти никогда в политических спорах. Те немногие, кто честно и с надеждой ищет истины, могут научиться многому у самой жизни. Такой метод обучения был бы всем хорош, если бы не его запредельная цена.

Будущие историки, без сомнения, будут описывать наше время как кризисное. В справочниках наше время поместят в разделе «кризисные периоды», может быть, даже сделают его образцом исторического кризиса. Ни одна общая идея, ни одна политическая теория, ни одно общественное установление не избежало потрясений 1914-1919 годов. Многое в европейской жизни было разрушено и даже исчезло, не скажу навсегда (слово навсегда в социологических рассуждениях следует запретить), но на очень долгое по любым меркам время.

Несомненно, в группу исчезнувших навсегда понятий следует включить самодержавие и деспотично-средневековое, как у Николая II, и просвещённо-модернизированное, как у Вильгельма II. В качестве политической идеи самодержавие мертво. Ему не найти разумных защитников. Время Бональда, Шталя, де Местра, Победоносцева прошло. Их духовные потомки не рискуют заходить дальше британского конституционализма. Божественное право больше не в моде. Чтобы сделать его сколько-нибудь терпимым, к нему приходится подмешивать то или иное количество демократии. Ближайшее будущее покажет, будет ли эта смесь привлекательной для новых поколений.

Другим злосчастным политическим идеям повезло больше. Судьба некоторых из них далеко не решена. Трудно решить с определённостью, какой мерой постоянства наделён идол под смутным названием империализма . Ни одно другое слово за последние пять лет войны не было настолько дискредитировано в сознании масс. Ни одна идея не доказала с такой наглядностью своей живучести. Империализм Германии с одной стороны и империализм Антанты с другой были заклеймены насилием, только для того, чтобы запечатлеться в договорах Брест-Литовска и Версаля. Судьба постаралась предоставить час решающей победы и той и другой стороне, и обе стороны продемонстрировали, на что способны. Как бы ни была велика сила слов (и сила лицемерия) в этом лучшем из возможных миров, настанет время, когда идол империализма будет либо пользоваться всеобщим почтением, либо будет разбит на части. Из двух возможных вариантов второй более вероятен, хотя ничто не доказывает, что такое время настанет. А что же война, главное последствие империализма? Её идея мертва? Теоретически, да. Победа есть великий обман. Сейчас это стало достаточно ясно. Все вовлечённые в войну страны подверглись разрушению и опустошению. Германия чуть больше, Франция чуть меньше. Но кто рискнёт утверждать, что эта война была последней?

Наконец, капитализм. Многие социалисты, даже слишком многие социалисты, недооценивали силу и гибкость существующего экономического строя. Многое привычно говорилось о свойственной ему внутренних противоречиях, так что многие уверовали в неспособность капитализма выдержать сколько-нибудь серьёзные испытания. Тем более, что последовавшие в реальности потрясения были гораздо тяжелей и ужасней, чем можно было предвидеть. Что же они показали?

Они показали, без всякого сомнения, нравственное и умственное банкротство нашей гордой цивилизации. Это банкротство в полной мере можно приписать и капиталистическому строю. Увы, с тем же основанием можно говорить о банкротстве всего человечества. В глазах идеалистов, для которых человек добр и прекрасен, сама человеческая природа показала несостоятельность, продемонстрировав свои ужасные, отвратительно ужасные стороны.

Отбросим нравственную и умственную стороны вопроса. Каковы сила и устойчивость существующего экономического строя? Ответ не вызывает сомнений. Следует признать, что капитализм показал себя более устойчивой и бесконечно более гибкой системой, чем думали его сторонники (здесь не приходится говорить о его противниках). Капиталистический строй смог без надрыва пережить обрушившуюся на него катастрофу, которую сам, по меньшей мере, частично и без жизненной необходимости спровоцировал. Капиталистический строй выжил, потому что обладает значительной гибкостью и способностью приспосабливаться к новым обстоятельствам, способностью искусно изменяться с невероятной смелостью и головокружительной стремительностью. Один только военный социализм в Германии даёт поразительный пример такой способности к изменениям [179]. Капиталистический строй вынужден был совершить всё это. Без героического усилия по социализации капитализма ни одна страна не смогла бы выдержать войну. Если бы в условиях блокады Германия поддерживала старую систему «свободной игры экономических сил», страна погибла бы через несколько недель. При этом война была и глубочайшим кризисом капитализма. Враги капитализма повсеместно поднялись, чтобы последовать его примеру, однако оказались неспособны или не готовы измениться вслед за капитализмом. У Ратенау был последователь по имени Ленин [180], хотя ученик оказался не так ловок, как учитель.

Роковой час чистого капитализма, как и роковой час божественного права, пробил 1 августа 1914 года. Настало время смешения . По сути, социализированный капитализм гораздо логичнее сочетания божественного права с парламентаризмом.

Четвёртое. Что же произошло с демократией? В последнее время немало было сказано о кризисе демократической теории. Ужасный опыт только что прошедших лет показал крайнюю неустойчивость, переменчивость убеждений широких народных масс. Пример России в этом отношении был наиболее показательным. Милитаристский шовинизм в 1914 году, краткие дни патриотического и либерального упоения в марте 1917, большевистский вариант пацифизма, возобладавший к концу того же года, полная прострация настоящих дней – общественное мнение в России пережило все эти стадии за очень короткий промежуток времени. Если бы в России ежегодно проводились выборы на основе всеобщего права голоса, результаты каждый раз были бы несопоставимы с предыдущими. В других странах подобные противоречия проявлялись в меньшей степени, тем не менее, значительный психологический перелом выявился повсеместно. Достаточно просто сравнить немецкие или американские газеты 1914 года с теми же газетами в 1917 или 1919 году. Социалистические издания, как и рядовые члены социалистических партий, также пережили эволюцию взглядов. «Vorwärts» (или «Humanité») сегодня говорит совсем на другом языке по сравнению с первыми днями войны.