Лев Гинцберг - История фашизма в Западной Европе

В горах Андалусии, Астурии и Леона продолжали действовать партизанские отряды, созданные там сразу после захвата франкистами этих областей в годы гражданской войны. Коммунистическая партия Испании поддерживала связь с партизанами. По сравнению с другими запрещенными политическими партиями ей удалось добиться наибольших успехов в создании сети нелегальных организаций. «Испанских коммунистов насчитывалось не очень много, но они были единственной группой в Испании... которую отличала хорошая организованность и дисциплинированность», — отмечал посол США в Испании К. Хейс [899] Hayes С. Wartime Mission to Spain 1942— 1945. New York, 1945, p. 50, .

К началу 1942 г. стали возрождаться первые подпольные группы анархо-синдикалистов и социалистов. В конце 1943 г. полиция разгромила одну из подпольных групп каталонских националистов, действовавших с 1940 г. [900] Villar S. Protagonistes de la Espana democratica. Paris, 1969, p. 32.

Старые распри, которые в свое время так существенно ослабили способность республиканцев к сопротивлению в последний период гражданской войны, не были забыты, что в конечном счете снижало эффективность антифранкистской оппозиции. Компартия не оставляла надежды на объединение всех сил, выступавших против франкизма. «Значение переживаемого нами периода обязывает отмести разделявшие нас до сегодняшнего дня разногласия, ненависть и страсти», — призывал ЦК КПИ в манифесте в сентябре 1942 г. [901] История Коммунистической партии Испании. М., 1961, с, 219, Но даже разобщенная, антифранкистская оппозиция мешала существовавшему в стране режиму обрести ту политическую стабильность, на отсутствие которой обращали внимание послы иностранных держав и мадридские корреспонденты зарубежных газет.

Серьезное беспокойство руководителям франкистского государства внушали и настроения части интеллигенции. К. Хейс пишет о весне и лете 1942 г., как «о времени настоящей эпидемии студенческих бунтов» [902] Hayes С. Op. cit., p. 56, . Отдавая предпочтение привычным методам подавления силами полиции и армии, правящие круги страны возлагали особую надежду в «сдерживании крамолы» на фалангу: 31 июля 1943 г. франкисты издали особый закон, по которому университет должен был приспособить свою деятельность к программе фалангистского движения. «Не может быть назначен на кафедру тот, — гласил закон, — кто не подчиняется основным принципам фалангистского движения. Все студенты должны входить в Единый университетский синдикат» (создан в 1943 г.) [903] «Informaciones», 1.VIII 1943. . Контрольные функции фаланги расширились: помимо вертикальных синдикатов, фалангисты отныне включили в сферу своего надзора и университеты.

Летом — осенью 1942 г. усилились разногласия в правительственном лагере. Внутри фаланги никогда не прекращались распри между носителями монархической и антимонархической традиции, между карлистами и сторонниками последнего испанского короля Альфонса XIII. На этот раз оживление среди монархистов было вызвано заявлением Хуана Барселонского, сына умершего в феврале 1941 г. Альфонса XIII, о своем праве на престол. Высказывались предположения о готовящемся компромиссе Франко с монархистами. Но Франко не спешил выпускать власть из своих рук, хотя и он, и его ближайшее окружение отдавали себе отчет в том, что реставрация монархии и для монархической Англии, и для республиканской Америки представлялась наиболее приемлемым решением испанской проблемы. Распускаемые самой властью слухи о готовящейся реставрации были своего рода маневром, который стал составной частью правительственного курса на постепенную внешнеполитическую переориентацию. Но вместе с тем порожденные этими слухами надежды стимулировали монархическое движение, которое временами приобретало оппозиционные режиму формы.

Своеобразной реакцией на иное соотношение внешнеполитического «баланса сил» была возрастающая летом — осенью 1942 г. критика представителями высшей церковной иерархии нацизма и расизма [904] Foreign Relations of the United States, 1942, v. III. Washington, 1961, p. 298. , вызвавшая широкий отклик среди верующих. Церковь все еще оставалась важнейшей опорой режима, однако среди не только низшего духовенства, но и отдельных представителей высшей иерархии стала проявляться тенденция отмежеваться от наиболее одиозных сторон теории и практики франкизма.

Попыткой консолидировать правящий лагерь было учреждение законом от 17 июля 1942 г. кортесов, не предусмотренных до того ни одним программным документом фаланги. Основная задача кортесов, как следует из статьи первой, заключалась «в подготовке и разработке законов без ущерба для полномочий главы государства». Утверждать законы мог только глава государства. Кортесы были корпоративным учреждением, в его состав входили 438 прокурадоров по должности: министры, члены Национального совета фаланги, представители вертикальных синдикатов, ректоры университетов, алькальды всех провинций Испании, а также Сеуты и Мелильи и лица, которые «в силу своих выдающихся заслуг перед родиной» назначаются главой государства [905] Конституции буржуазных государств Европы, с, 508— 543. . Кортесы были совещательным органом. И хотя официальная пропаганда пыталась представить этот орган как «имеющий корни в испанском складе ума и традициях» и отличающийся от учреждений нацизма и фашизма не меньше, чем от «плутократических» демократий, моделью для кортесов служили корпоративные учреждения фашистской Италии.

Чем больше укреплялось намерение Франко отойти от держав «оси», тем более явным становился двойной счет по отношению к фаланге и. характеру режима для внутреннего и внешнего потребления. Переломным стал 1943 год — год Сталинградской и Курской побед. Под влиянием неблагоприятного для фашистской Германии хода военных событий участились попытки закамуфлировать для внешнего мира франкистский режим, как якобы не имеющий ничего общего с нацистским [906] Foreign Relations of the United States, 1943, v. II. Washington, 1964, p. 611. . Вместе с тем после издания закона об университетах пресса и радио, направляемые фалангой, начали широкую кампанию, требуя подчинить всю идеологическую жизнь страны принципам верности гитлеровской Германии. Президент Рузвельт в письме к послу США в Испании Хейсу обратил внимание на поведение фаланги и испанской прессы, весьма далекое от нейтрального [907] Ibid., p. 617. .

И все же 10 октября 1943 г., во время ежегодного большого приема, Франко, в отличие от последних лет, определил позицию Испании как нейтральную. Наиболее зримым воплощением новой внешнеполитической линии был приказ от 12 октября 1943 г. об отзыве «голубой дивизии» с советско-германского фронта. За несколько дней до этого пресса получила приказ «сменить тон» а фалангистским лидерам была дана соответствующая инструкция [908] Ibid., p. 620—621. . В то время даже в выступлениях Арресе привычное по ношение коммунизма отошло на второй план, уступив место пропаганде тезиса о том, что фаланга — это совершенно оригинальная организация, способная к перестройке своей деятельности в соответствии с новыми условиями. Страшась санкций со стороны держав антигитлеровской коалиции и отдавая себе отчет в том, что именно фаланга в первую очередь послужит поводом для этих санкций, Франко решил, что пришло время на словах отмежеваться от фашистских доктрин. 24 марта 1945 г., принимая нового американского посла М. Армюра, Франко заявил, что фаланга — вовсе не политическая партия, а всего лишь объединение лиц, заинтересованных в поддержании порядка, в благоденствии и развитии Испании [909] Foreign Relations of the United States, 1945, v. V. Washington, 1967, p. 671. .