Мира Радоевич - Сербия в Великой войне 1914 – 1918 гг

Судьба Габсбургской монархии, самой верной союзницы Германии, на протяжении десятилетий зависела от ее внешней политики и от поведения народа внутри ее границ. Оба фактора стабильности государства в последние десятилетия XIX века и в первые годы XX века подвергались серьезным испытаниям [61]. Аристократия и дворянство, из которых рекрутировались высшие кадры армии, дипломатического корпуса и государственного аппарата, связывали свои судьбы с Веной и составляли ядро власти. Идеалом многочисленного чиновничества, неоднородного в национальном и социальном планах, тоже было единое государство. Формировалась сословие, распространявшее культуру немецкого языка и посредством государственного аппарата осуществлявшее германизацию общества [62].

В стремлении обеспечить «прочность и мощь» правящая династия Габсбургов на протяжении истории безоглядно манипулировала своими народами, меняла идеи, методы правления, союзников и политиков. Когда ее вынуждали на уступки, Монархия делала их неохотно и, как правило, запоздало, да и были они всегда слишком малыми для того, чтобы удовлетворить подвластные народы. Такие политические шаги вызывали все больше проявлявшееся недовольство, которое перерастало и постоянную борьбу за децентрализацию империи. Носителем недовольства было мелкопоместное дворянство Венгрии, отличавшееся упорным национализмом. Складывалось сословие, которое получало свойства нации и традиционный патриотизм которого перерастал в национализм нового типа, поставленный на службу сохранения классовых привилегий. В итоге индустриального развития классовые противоречия приобретали и национальный характер. Промышленникам, преимущественно немцам по национальности, противостояли рабочие различных национальностей. Распространение грамотности и просвещения привело к массовости национальных движений. Интеллектуалы, не принадлежавшие к ведущим народам Монархии, взялись пробуждать «уснувшее национальное сознание своих отцов». Такие учреждения, как театры, библиотеки, общества культуры, издательства и журналы, способствовали быстрому созреванию национальных движений. В этих условиях свои устремления и амбиции оформлялись, подобно как у других народов Монархии, у южных славян. Исповедующие римско-католическую веру словенцы и хорваты чувствовали себя в Австро-Венгрии более других «как дома», из-за чего Вена с этой частью славянской популяции легче могла найти взаимопонимание. Искусной политикой их программы направлялись вместо борьбы за разрушение Монархии на приобретение благосклонности властей и получение мест в государственной бюрократии. Более прочному привязыванию к Вене способствовала также «миссия», которую на пользу Габсбургской монархии осуществляли римско-католические клерикальные круги [63]. Православное сербское население воспринимало Монархию как власть чужую, стремясь от нее освободиться. Сербы и к Вене, и к Будапешту, да и к Загребу, относились без доверия [64].

Во внешнеполитическом плане Австро-Венгрия старалась уменьшить российское влияние, «укротить» славянские народы, освободившиеся от многовекового турецкого рабства, и устранить результаты их побед над Турцией. Частью этой политики было и более глубокое проникновение на Балканы в 1878 году. Австро-Венгрия при возможности раздела Турции, в страхе от усиления сербского фактора, на Берлинском конгрессе отвоевала для себя право оккупировать Боснию и Герцеговину, населенную преимущественно сербским народом [65]. Так что оккупация эта была первым шагом австро-венгерского империалистического прорыва на Балканы. Таким образом предопределялась та политика, которая народы Австро-Венгрии, а также балканских стран, с каждым днем приближали к войне. С другой стороны, такая внешняя политика Вены, особенно после отстранения канцлера Бисмарка, встраивалась в германские проекты по обретению мирового могущества и становилась зависимой от намерений Берлина. Между тем, если Австро-Венгрия свои планы связывала с Балканами для Германии это пространства являлось только этапным для дальнейшего продвижения на Восток.

Ориентация Габсбургской монархии на Германию подкреплялась внутриполитическими условиями. Считалось, что при существующем противоборстве с венгерским национализмом удаление от политики, которую ведет Германия, в сущности означает разрыв с другим преобладающим народом Монархии и конец правления Габсбургов. Отсутствие самостоятельной внешней политики было очевидно и в 1907 гаду, когда снова дал о себе знать «Восточный вопрос» [66].

Национализм среднего сословия граждан, обусловленный процессом индустриализации, разорения мелких поместий и упадка сельского хозяйства, в начале XX века вызвал в Австро-Венгрии глубокий политический кризис. Национальная борьба, в основе которой были и классовые противоречия ослабила Габсбургскую монархию как во внутриполитическом, так и во внешнеполитическом планах. Мешая ей вести курс, независимый от Германии. В таких условиях Монархии нужен был внешнеполитический успех, который, как казалось, мог быть достигнут лишь на Балканах.

Югославянская идея, судя по всему, среди народов Австро-Венгрии имела резонанс меньший, нежели та реакция, которую она вызвала в Будапеште и Вене [67]. Требования, изложенные в Pиeчкой и Задарской резолюциях, по сути не являлись угрозами Вене, поскольку национальные свободы, о которых шла в них речь, уже были предоставлены большинству народов государства. Сближению сербов с хорватами и росту югославянского движения, столь беспокоившего власти, в значительной степени поспособствовал страх перед насильственной мадьяризацией, которая создавала угрозу идентичности иных национальностей. А у представителей хорватов были также ощущения, что проявленная ими верность Двойной монархии недостаточно оценена. Раздоры между сербами и хорватами сдерживались идеями о сербах и хорватах как одном народе, о союзе с независимой Сербией, о Сербии как Пьемонте южных славян. Независимо от их реального содержания, идеи эти в Вене вызывали панику и беспокойство за сохранность империи. В каких условиях страх перед Сербией, сербским народом и возможным югославянским экстремизмом решительно влиял на выбор внешнеполитических приоритетов Монархии. Единственный способ решения проблемы Вена видела в применении силы, из-за чего и стало преобладающим мнение в необходимости войны. На повестке дня истории, как казалось высшим офицерам и чиновникам, было силовое «решение» сербского и югославянского вопросов [68]. И расходы на армию, по сравнению с 70-ми годами XIX века, были увеличены в четыре раза [69].

Сербия вследствие своего положения и политики, которую она вела — объективно была преградой для Австро-Венгрии с ее устремлениями контролировать все Балканы, заняв центральные части их. Враждебность, становившаяся день ото дня все более явной, усиливалась из-за разраставшегося югославянского движения, а также надежд, которые все больше возлагали южнославянские народы Габсбургской империи на Сербию. Опасаясь возможного влияния Сербии на них, а также слабо скрываемого ее намерения собирать «раздробленное сербство», Австро-Венгрия начала разрабатывать планы по уничтожению сербского государства и по компрометации политики югославянского движения [70]. В основе их была позиция, согласно которой решение Балканского вопроса для Монархии, после утраты доминирующей роли по сравнению с Германией и Италией, становится жизненно важным. Выдавливание Габсбургской монархии из пространства Центральной Европы оставляло для нее единственную возможность утвердиться в качестве великой силы — на Балканах. Именно это ее делало естественным противником Сербии. Политическое и пропагандистское влияние Австро-Венгрии стало заметным и во многих действиях Болгарии, Албании, а отчасти и Турции. Важным советником ее в вопросах политики по отношению к сербам и Сербии был Ватикан. Двойная монархия начала открыто играть роль государства, вокруг которого собираются враждебно по отношению к Сербии и сербскому движению настроенные соседи. Распространялся страх перед «сербской опасностью», а под этим понималось прежде всего объединение сербского народа. Поддерживался великохорватский шовинизм, который пропагандировали сторонники Йосипа Франка и Партии права [71]. С того момента, когда стало ясно, что набирающее силу югославянское движение повернется к Сербии и примет ее в качестве «Пьемонта национального единения», Сербии как государству вынесен смертный приговор [72].