Игорь Адабашев - Мировые загадки сегодня

Достижения естественных наук не могли не повлиять на воображение ученых, в том числе и на воображение Геккеля. Но дело не только в научных открытиях. На формирование Геккеля как ученого большое воздействие оказали социальные условия развития Германии. В 1871 году владыки германских государств собрались в Версальском дворце побежденной Франции. Прусское юнкерство спешило воспользоваться благоприятным моментом и завершить объединение Германии вокруг своего королевства. Прусский король Вильгельм I был торжественно провозглашен германским императором. Хитрый, умный и решительный князь Бисмарк стал первым общегерманским канцлером.

Новое государство было чрезвычайно пестрым и разноликим. Тут уживались феодальная земельная аристократия и гроссбауэры — кулаки «нового времени», окрепнувшая буржуазия, военная диктатура и буржуазно-парламентские «вольности». Начинается стремительный рост промышленности. Германская буржуазия энергично захватывает мировые рынки.

«Железный канцлер» Бисмарк проводит законы о свободе перемещения, единстве мер, весов и вексельных прав, утверждает единый торговый кодекс. В угоду буржуазии он вводит всеобщее избирательное право и несколько ограничивает в деревне феодальную власть юнкерства.

Объединенная Германия стремительно превращалась в могущественную империалистическую и колониальную державу. Резко усиливалась эксплуатация на промышленных предприятиях, усиливалось недовольство трудящихся масс. Росло недовольство и части юнкерства, которая не успела перестроиться, найти общий язык с новой буржуазией.

Главной опорой аристократии и помещиков была католическая церковь. Она не просто стремилась воспользоваться благоприятными обстоятельствами, чтобы, собрав под свои знамена недовольных, укрепить позиции. События затрагивали непосредственно ее собственные интересы.

Во-первых, сама церковь, высшее католическое духовенство, была крупным помещиком, и буржуазные реформы были ей поэтому невыгодны. Во-вторых, могущество новой Германии подрывало власть Ватикана, который до этого прочно охватывал своими щупальцами слабые и разрозненные германские княжества. Наконец, в-третьих (возможно, это было одним из самых главных моментов), католическая церковь не могла смириться с «ересью», распространяемой в те годы немецкими учеными. Мы уже говорили, что бурное развитие промышленности неизбежно требовало столь же бурного развития науки. В силу этих объективных условий немецкие ученые, в большинстве случаев стихийно, зачастую сами не сознавая этого, стояли на материалистических позициях, нанося сокрушительные удары по самим основам религиозного мировоззрения.

Хитрая лиса Бисмарк, чтобы ослабить влияние католической церкви, предпринимает ход, вполне соответствующий прозвищу канцлера. Он объявляет «культуркампф», то есть борьбу за культуру. Этот тактический и во многом демагогический прием был призван не только ослабить влияние католической церкви и объединяемых ею противников централизованного буржуазного развития Германии, но и отвлечь народные массы от революционного пути.

Неприятности для католической церкви начались в 1872 году, когда из Германии были изгнаны иезуиты — представители наиболее реакционного и активного монашеского ордена. Школа, вопросы воспитания выводились из-под контроля и влияния духовенства, хотя и не полностью. Назначение на крупные церковные посты впредь должно было осуществляться не Ватиканом, а германским правительством. Церковь лишалась большинства монастырей, почти всей земельной и другой недвижимой собственности. Вводились значительные ограничения в отношениях духовенства и паствы.

Геккель ликовал. Впоследствии он отмечал, что воспринял «культуркампф» «как энергичную попытку избавления современной культуры от ига папской духовной тирании». Он не скрывал своего удовольствия, когда в раззолоченном зале Киссингенского замка, при приеме депутации Йенского университета, Бисмарк демонстративно обнимался с ним.

Канцлер знал, что делает, и его не смущало, что этот высокий блондин, профессор, имеющий уже международное имя, является пламенным сторонником Дарвина и вполне серьезно говорит о происхождении человека от обезьяны. Бисмарк умел польстить, когда считал это нужным. Он именовал Геккеля «величайшим доктором филогении» (дарвинистско-эволюционное учение Геккеля о происхождении органического мира).

В своем основном, 1200-страничном, труде — «Общая морфология организмов» Геккель впервые в мировой науке теоретически обосновывает неизбежность существования в глубочайшей древности обезьяночеловека, которого называет питекантропом. Какой вызов церковникам. Это же потрясение основ религии! Даже сам Дарвин не рискнул прямо заявить об этом в своей книге о происхождении видов. Великий ученый ограничился лишь намеком: «Это бросит свет на происхождение человечества и на его историю».

События разворачивались дальше. Тактический ход с «культуркампфом» постепенно выполнил свое назначение и был отброшен вместе с цветистыми фразами и пустыми обещаниями. Германская буржуазия, добившись твердой политической власти, стремилась теперь к закреплению своего господства.

Вполне закономерно, что рост германского капитала привел к резкому обострению социальных противоречий, усилению классовой борьбы. Отношение к науке становится иным: буржуа нуждаются в науке, но они боятся ее. Материалистическое мировоззрение подтачивает основы религиозных догм, а церковь так же верно служит буржуазии, как ранее она прислуживала феодализму.

И вот в последней четверти прошлого и в начале нынешнего века в Германии пышно расцветают, расползаясь затем по всему миру, идеалистические философские учения, возрастает влияние идеализма и поповской мистики на естествознание.

Геккель видел эту, по его выражению, «победу папизма», горячо возмущался поведением власть имущих, печати и части ученых. Но… до конца своих дней он сохранил наивную веру в Бисмарка, государственного деятеля, который якобы «недостаточно оценил… бесконечное лукавство и вероломность» церкви и «вынужденно» отступил перед «легковерием необразованных католических масс». Геккель продолжал отстаивать «культуркампф», когда вчерашние союзники не только отказались от этого движения, но и стали его рьяными противниками. Сам он в 1910 году открыто порвал с религией и церковью.

Отход многих ученых от материализма, от того самого материализма, который позволил кое-кому из них сделать величайшие открытия, нельзя свести только к перемене экономического положения буржуазии и ее политической тактики, ликвидации «культуркампфа» или к личным буржуазно-классовым интересам ученых. Так же как нельзя свести все к одним лишь «безумным» открытиям, поставившим с ног на голову классические, твердо господствовавшие в науке положения. В реальной жизни это выступало сообща, взаимопроникало.