Игорь Бунич - Влекомые Роком. Невероятная победа

Госсекретарь Хэлл прочел: «…настало время продемонстрировать пределы наших дружеских отношений: время для последней возможной сделки, и я надеюсь, что мы сможем, таким образом, разрешить все наши проблемы с Соединенными Штатами мирным путем».

Между тем, Того писал: «…Ныне мы идем на крайние уступки ради мирного решения в духе полной и искренней дружбы. Мы надеемся, что Соединенные Штаты на этой, финальной стадии переговоров пересмотрят вопросы и подходы к решению настоящего кризиса в духе сохранения мирного характера японо-американских отношений».

Ошибки, допущенные при переводе перехваченных японских радиограмм, меняющие порой дух, букву и тон японских предложений, не давали возможности госсекретарю Хэллу, даже если он этого хотел, правильно понять истинный смысл японских предложений. Многие японцы искренне убеждены, что искажения в переводы вносились умышленно, чтобы сорвать возможность заключения американо-японского соглашения. В Америке же считают, что это не так. Скорее всего, это происходило из-за незнания переводчиками японской дипломатической стилистики. Кроме того, возможно, что недостаточно обученные переводчики хотели сделать свои переводы более читаемыми и интересными, произвольно внося в них несуществующие слова и убирая существующие слова по собственному усмотрению.

Вечером 7 ноября Номура прибыл к Хэллу с «первым» японским предложением. Хэлл, который уже успел прочесть это предложение накануне, просмотрел врученный японским послом документ мельком и заявил, что новое предложение не содержит никаких реальных уступок. Настроение Хэлла было настолько очевидным, что Номура попросил встречи с президентом Рузвельтом. Адмирал был близок к отчаянию, поскольку драгоценное время стремительно истекало. Японские начальники штабов требовали от него как можно более быстрых действий. Хэлл же, напротив, никуда не спешил, поскольку американские начальники штабов просили его «потянуть время».

Через три дня Номура, наконец, был принят президентом Рузвельтом и указал тому «на значительные уступки», сделанные Японией, повторив, что сейчас нельзя терять времени. Президент также помнил о просьбах своих начальников штабов и ответил послу «что государства обязаны думать на сто лет вперед, особенно, в такое время, которое ныне переживает наш мир». Необходимо проявлять терпение и не спешить. Он, Рузвельт, не хочет временного соглашения. Он хочет заключить его на прочной и долгосрочной основе.

Номура телеграфировал Того, что «американцы не отвергли полностью первое японское предложение». Адмирал-идеалист был готов схватиться за любую соломинку надежды.

Не терял надежды и епископ Джеймс Уолш. Не успев вернуться из очередной поездки на Дальний Восток, он сделал еще одну попытку урегулировать американо-японские отношения, вручив 15 ноября Хэллу длинный меморандум собственного сочинения. Читая его, Хорнбек сделал очень много саркастических замечаний на полях. Именно эти замечания, а не сам меморандум, прочитал Хэлл.

В своем меморандуме Уолш разъяснял, что санкция Императора по любому политическому решению воспринимается всеми японцами как «окончательное и неизменяемое решение, которому должна следовать страна».

Хорнбек написал карандашом на полях: «Если политика, санкционированная Императором, является «неизменяемой», то и состоявшийся альянс с Осью «неизменяем».

В этот же самый день в Вашингтон прибыл после изнурительной поездки через всю территорию США специальный посланник Сабуро Курусу. Через два дня посол Номура представил его Хэллу. Одного взгляда на этого маленького человечка, поставившего свою подпись под вступлением Японии в Тройственный пакт, было достаточно Хэллу, чтобы понять, что японцу доверять нельзя. «Ни его внешний вид, ни его поведение не внушали доверия и уважения, — вспоминал в своих мемуарах Хэлл. — Я с первого взгляда понял, что это плут… Единственным его достоинством в моих глазах было то, что он превосходно говорил по-английски, обучившись языку у своей секретарши-американки, на которой женился».

Убежденный, что главной задачей Курусу было «замаскировать трюки своего правительства и отвлекать нас разговорами до того момента, когда Япония будет готова нанести удар», Хэлл, тем не менее, проводил обоих японских дипломатов пешком до Белого Дома, где их принял президент Рузвельт.

Президент встретил их очень приветливо. «Как говорил Бриан, в разговоре между друзьями никогда не будет сказано последнее слово», — воскликнул Президент.

Курусу ответил, что нужно найти способ избежать войны, ибо Тихий океан уже напоминает «бочку с порохом».

Рузвельт согласился, что необходимо достичь «широкого взаимопонимания».

Что касается «Тройственного пакта», сказал Курусу, то он не понимает, почему Америка, которая «столь строго следит за выполнением международных обязанностей, требует от Японии нарушения одного из таких обязательств». Японские лидеры уже заверили американцев, что Тройственный пакт не ведет автоматически к войне. Более того, взаимопонимание, достигнутое между Японией и Америкой, будет таким «сияющим» достижением, на фоне которого Тройственный пакт, что вполне естественно, неизбежно померкнет. И всякое беспокойство Америки по поводу этого пакта обязательно рассеется.

Фактически это был шаг к отмене пакта, но Хэлл не поверил словам Курусу, считая, что «это была просто попытка отговориться».

Однако, президент Рузвельт оставался дружески настроенным. Он подтвердил, что не видит никаких «серьезных противоречий между двумя нашими странами», и даже предложил Америку в качестве посредника между Китаем и Японией.

В этот же самый день премьер-министр Тодзио выступил перед депутатами парламента. Выступление премьера транслировалось на всю страну. Говоря о переговорах в Вашингтоне, премьер указал, что их успех зависит от трех основных факторов: Америка не должна вмешиваться в решение Японией «Китайской проблемы», она должна «воздержаться от прямой военной угрозы нашей Империи» и снять экономическую блокаду, а также «приложить усилия, чтобы предотвратить распространение войны в Европе на Восточную Азию». Речь премьера сопровождалась бурей аплодисментов. В американской дипломатической ложе, как все заметили, американский военно-морской атташе наклонился к своим коллегам и о чем-то с ними зашептался. Потом все обменялись рукопожатиями. Газета «Асахи Шимбурн» по этому поводу писала:

«…Четыре сотрудника американского посольства внезапно пришли в сильное возбуждение и начали о чем-то переговариваться друг с другом. Затем, с торжествующим видом, они начали жать друг другу руки, хотя никто не знает, что это все означает…»